Часто замечаю идут по улице две девушки одна из них милая , симпатичная другая обязательно либо толстая как свинья , либо страшная что огогого. Девушки вы хитрые вы специально ищете себе такую невзрачную подругу что бы на её фоне казаться БОГИНЕЙ ?? Или парни часто говорят у меня есть друг приведи подругу только нормальную , Она говорит хорошо есть у меня одна подруга и как раз свободна , ну обязательно приведет самую страшную знакомую , в чем фишка ?? во первых вы ставите в неловкое положение парня которые просил вас , а во вторых вы можете сделать больно той девушке.
среда, 02 декабря 2009
– К сожалению, прибыли не все свидетели. Не хватает Виталия Рогозы, Иного, зарегистрированного в Николаеве, Украина, и временно зарегистрированного в Москве, отсутствующего по невыясненной причине; а также Андрея Тюнникова и Екатерины Сорокиной, погибших в результате дел, которые будут рассматриваться несколько позднее…
Суд был кратким и жестким:
– Виктория Мангузова, Иная, Темная, зарегистрирована в Москве, виновна в рецидиве нелицензированной охоты. Подлежит развоплощению. Есть ли возражения и дополнения к приговору со стороны Дозоров?
Возражений не было ни у Темных, ни, разумеется, у Светлых.
– Приговор привести в исполнение незамедлительно, – сказал Инквизитор. Посмотрел на Светлых – традиционно приговор исполняли сотрудники самих Дозоров.
Илья встал, поправил очки. Внимательно посмотрел на вампиршу – та взвыла, понимая, что спасения нет. Во взгляде мага не было ни ненависти, ни радости. Ничего, кроме собранности. Он протянул руку, и коснулся сквозь сумрак регистрационной печати на груди вампирши.
Через мгновение Виктория осела на пол. Она не истлела, как случилось бы с более старой вампиршей, ее тело еще не прожило свой срок. Но то, что заменяет вампирам жизненную силу, то, что годами отбиралось у людей, бесследно растворилось в сумраке. В комнате стало чуть-чуть холоднее. Илья поморщился, и еще одним скупым жестом отправил тело в сумрак.
Навсегда.
Так вершится суд Иных.
– Дело второе. Убийство неинициированного Иного Иной-оборотнем, Темной. Введите виновную…
Вопросы. Ответы. Короткое совещание инквизиторов.
– Оксана Дацюк, Иная, Темная, зарегистрирована в Москве. Признана невиновной в умышленном убийстве; действия классифицируются как самозащита. Признана виновной в превышении пределов необходимой обороны; подлежит лишению охотничьей лицензии сроком на десять лет. В случае рецидива или любого нарушения до пятого уровня силы включительно подлежит немедленному развоплощению. Есть ли возражения и дополнения со стороны Дозоров?
Илья посмотрел на Гесера, и снова поднялся:
– У нас есть возражения. Жизни Иной ничто не угрожало. В убийстве человека необходимости не было. Мы требуем увеличить срок лишения лицензии до пятидесяти лет.
– До тридцати, – ответил Максим, будто заранее ожидал такого требования. Впрочем, он его и ожидал…
– До сорока, – холодно сказал Гесер, не вставая. – Предоставить все необходимые обоснования?
– До сорока, – согласился Максим. Посмотрел на Темных – но те не вмешивались, справедливо полагая, что судьба оборотня не стоит спора.
– Освободить подсудимую из-под стражи…
Перед бледной испуганной девчонкой распахнули дверь. Она бросилась прочь, счастливая, и еще не понимающая, что в сущности ее, все-таки, казнили. Сорок лет – очень большой срок для оборотня, берущего силу лишь из человеческих жизней. Она успеет одряхлеть, а возможно – и умереть, не имея возможности противостоять надвигающейся старости.
– Дело третье. Нападение на Иного, Темного, сотрудниками Ночного Дозора. Ввиду отсутствия потерпевшего суд считает уместным провести перекрестный допрос уцелевших виновных и руководства Ночного Дозора, допустившего несанкционированное применение силы против Иного, Темного. Все протесты со стороны Светлых заранее отклоняются.
Гесер поморщился; Завулон позволил себе сдержанно улыбнуться.
Светлана Назарова, Светлая волшебница, обеспокоено взглянула на часики. Она нервничала из-за опоздания Антона Городецкого, Светлого мага.
– Может быть, целесообразнее установить причину отсутствия троих приглашенных? – осторожно спросил Гесер, невольно подхватывая официальность речи у судей. – Поверьте, я вовсе не пытаюсь выиграть время. Меня тревожит отсутствие сотрудника Ночного Дозора и одного из главных возмутителей спокойствия последних недель.
Инквизиторы переглянулись, словно беззвучно принимая общее решение.
– Инквизиция не возражает, – бесстрастно сказал Максим. – Разрешается необходимое магическое воздействие.
Наблюдатели от инквизиции качнули балахонами, перемещая охранные амулеты. Может быть, поэтому они и носят балахоны, чтобы никто не мог видеть как они работают с амулетами и с какими именно амулетами? У инквизиции свои методы, свои законы и свое оружие…
В воздухе развернулся наблюдательный шар. Серая мгла, пронизанная извилистыми линиями. Большая часть из них исчезла, остались лишь три.
Три нити судеб, сошедшиеся недавно в одной точке. Одна нить поблекшая, еле тлеет. Иной ранен…
– Это Шагрон, – выдохнул сложивший с себя полномочия заместителя шефа Темный маг Эдгар. – Это же Шагрон!
Две других нити разошлись, но вот-вот должны были встретиться – прямо перед зданием Университета.
Стычка. Снова стычка Темных и Светлых, и снова жертва. Пока еще не смертельная.
– Ночной Дозор просит инквизицию вмешаться! – рявкнул Гесер. – Максим, Оскар, Рауль, они же поубивают один другого!
Сказать «друг друга» Гесер, конечно же, не решился.
Рядом с шефом Ночного Дозора встала женщина – Иная, Ольга, недавно вновь обретшая способности волшебницы, причем очень сильной, поэтому утратившая право на фамилию, но еще не получившая право на сумеречное имя. Она коснулась локтя Гесера и вопросительно посмотрела на судей.
Светлана побледнела – казалось, ее лицо стало восковым.
Темные молчали. Завулон задумчиво почесывал кончик носа.
– Трибунал запрещает вмешательство, – сухо объявил один из судей.
– Почему? – бессильно спросила Светлана. Она попыталась подняться из легкого плетеного креслица, но у нее не хватило сил. Физических сил. Настоящая сила, магическая, сила Иной, Светлой волшебницы, непроизвольно начала закручиваться вокруг Светланы в тугую объемную спираль.
Иные в гневе и вообще в экстремальных ситуациях, как и люди, зачастую сильнее самих себя спокойных.
– Почему? – голос Светланы звенел. – Везде, где появлялся этот Темный потом умирали Иные или люди. Он убийца! Вы позволите ему убивать и дальше?
Судья оставался невозмутимым.
– Виталий Рогоза, Иной, Темный, за время пребывания в Москве ни разу не нарушил ни единого уложения Договора и ни разу не превысил пределов допустимой обороны. Он чист перед Инквизицией. Мы не имеем никакого основания вмешиваться.
– Когда основания появятся, будет уже поздно! – резко сказал Гесер.
Инквизитор лишь пожал плечами.
– Он будет мстить за Шагрона, – негромко сказал кто-то из Светлых и закашлялся.
Двое магов – Светлый и Темный – приближались ко входу в здание МГУ, и по мере того, как между ними таяло расстояние, у всех присутствующих на трибунале крепла уверенность, что в башенку поднимется только один из них.
Вот только кто?
Не знаю уж зачем, но из машины я вышел метров за триста до входа в университетский корпус. Я видел над зданием мельтешение цветных пятен, лучей и объемных фигур; я чувствовал, что некая непонятная мне сила сдерживает обычную высшую магию, не позволяет ею воспользоваться. И еще чувстовал, что там, на самой верхотуре, откуда начинает расти острый шпиль московского небоскреба, набухает светло-серое облако, ассоциирующееся у меня с бомбой замедленного действия.
Оглядевшись, я зашагал по тротуару. По идее мне следовало торопиться, но шел я в среднем темпе. Так, наверное, было нужно.
Только не спрашивайте – кому?
Плейер сочился очередной мелодией; она мне не понравилась, и я на ощупь коснулся скип-сенсора. Что на этот раз?
– Мое имя – стершийся иероглиф,
Мои одежды – залатаны ветром…
Что несу я в зажатых ладонях
Никто не спросит, и я не отвечу…
«Пикник». «Иероглиф». Это годится – неторопливая мелодия для того, кто все равно уже опоздал, и кому остается только сосредоточиться и обрести всеобъемлющую невозмутимость восточных мудрецов.
Интересно, среди восточных мудрецов встречались Иные? Или вопрос следует задавать не так – встречались ли среди них люди?
Интересно было бы узнать…
Заморочить вахту мне удалось – видимо, простейшие «бытовые» заклинания разрешались даже во время работы трибунала.
Я подошел к лифтам – вестибюль был странно безлюден. Может быть подсознательно люди чувствовали присутствие рядом всех сильнейших Иных Москвы, и старались не появляться здесь? Нажал на кнопку, и сразу же открылась дверь одного из лифтов. Я вошел, машинально оглянулся: не спешит ли все-таки кто-нибудь к лифту…
И увидел Антона. Только что прошедшего мимо все еще бездействующей охраны.
Интересно, как он меня нагнал? Тоже реквизировал мокик или мотоцикл?
Я стоял, ожидая. Антон смотрел на меня, будто раздумывая, и тоже ждал.
После некоторой заминки я нажал на кнопку и двери лифта сошлись. Я начал подниматься наверх. Но не сразу на самый верх, а примерно на две трети высоты здания. Оказалось, что еще выше возможно подняться только на другом лифте, который действует исключительно на верхних этажах. А туда, куда мне было нужно, и вовсе вела лишь широкая мраморная лестница со старыми пятнами известки на ступенях. Лестница приводила к двери, открытой в сумраке, но, естественно, наглухо запертой в обычном мире.
Перед лестницей как раз подошло к концу священнодействие «Пикника» и плейер случайным образом выбрал очередную песню.
– Мне снятся собаки, мне снятся звери,
Мне снится что твари, с глазами как лампы,
Вцепились мне в крылья у самого неба
И я рухнул нелепо, как падший ангел…
Раньше я слышал эту песню «Наутилуса» лишь мельком, но теперь она вдруг отозвалась в самой душе. Поднимаясь к запертой двери и ныряя в сумрак, я напевал ее вместе с Бутусовым.
– Я не помню паденья, я помню только
Глухой удар о холодные камни.
Неужели я мог залететь так высоко
И сорваться жестоко, как падший ангел?
Прямо вниз, туда откуда мы,
Вышли в надежде на новую жизнь.
Прямо вниз, туда откуда мы,
Жадно смотрели на синюю высь.
Прямо вниз…
Бутусова и меня мог слышать любой Иной, невзирая на то, что реальный звук рождался лишь в крохотных бусинах наушников и таял до полной неразличимости уже в шаге от меня.
Мы вошли в помещение, где вершился трибунал, вместе. Я – и падший ангел.
– Я пытался быть справедливым и добрым,
И мне не казалось ни страшным, ни странным,
Что внизу на Земле собираются толпы
Пришедших смотреть, как падает ангел…
Гесер. Завулон. Инквизитор Максим. Темные – с кем мне последние дни приходилось и пить кофе, и вести беседы: Эдгар, Юрий, Коля, Анна Тихоновна… Светлые – с кем мне последнее время приходилось и драться, и пикироваться на грани фола: Илья, Гарик, Толик, оборотень-медведь. Незнакомые Иные, тоже Темные и Светлые, причем кое-кто явно не имеет отношения к Дозорам. Двое в балахонах – кажется, инквизиторы.
И – Светлая волшебница с искаженным лицом. Такие лица бывают у людей и у Иных, когда у них отнимают близких.
– И в открытые рты наметает ветром
То ли белый снег, то ли сладкую манну,
То ли просто перья, летящие следом,
За сорвавшимся вниз, словно падший ангел…
А затем меня неудержимо поволокло вверх по призрачным ступенькам, на вершину неведомой пирамиды, по которой я все это время взбирался; и практически одновременно с этим двое в балахонах сняли запрет на высшую магию. А Светлая обрушила на меня то самое, готовое в любой момент лопнуть и взорваться облако. Сгусток силы, перед которым меркнут и кажутся сущим пустячком мегатонные заряды.
Время остановилось.
А я понял все. Все, что происходило; все, что происходит сейчас; и все, чему суждено произойти в ближайшее время. Понял, и сглотнул судорожный ком, враз народившийся в горле.
Я стал самым сильным магом на Земле. Магом вне категорий. Халифом на час… да нет, на миг… Единственным в этой обветшалой круглой зале, у кого не было будущего.
У некоторых Иных не бывает будущего…
Зеркало! Я всего лишь зеркало. Зеркало мира. Гирька, бросаемая сумраком на подвешенное блюдце весов, когда нарушается равенство сил Света и сил Тьмы.
У Света появилась Великая волшебница. У Тьмы столь же сильного адепта не появилось. Свет получил шанс расправиться с Тьмой раз и навсегда.
Но Света без Тьмы не бывает. И поэтому сумрак породил меня. Нашел странного Иного, так и не склонившегося ни к одной из сторон, Иного с девственно чистой аурой, и окрасил ко Тьме. Отобрал прежнюю память, и наделил способностью отражать и впитывать чужую силу. Чем сильнее меня бьют, тем сильнее я становлюсь. Прыгаю на очередную ступеньку. А когда прыгать становится некуда – вершина, а выше только вечность и сумрак – в Зеркале пропадает нужда. Потому что Зеркало становится способным в свою очередь нарушить равновесие.
Меня ждет сумрак. Сумрак навсегда. Не знаю, что будет с телом Виталия Рогозы, до недавнего прошлого – Иного без судьбы. Не знаю, что будет с его памятью и личностью, в каждый приход Зеркала все складывается по-разному. Я знаю только то, что тот я, который осознал себя в стылом николаевском парке по пути к поезду на Москву, исчезнет навсегда, обратится в бесплотную и беспомощную тень, в призрачного обитателя сумрака.
Или просто в часть сумрака… не такого уж инертного сумрака, как все привыкли считать…
Я понял все это в краткий миг перед тем, как впитать всю, без остатка, мощь Светланы, вообразившей, что потеряла Антона Городецкого. Вообразившей из-за странного каприза реальности, из-за того, что я вошел в зал трибунала с точно таким же плейером, как у Антона, с копией его диска в плейере, и с любимой песней Антона на устах и в душе. А еще я понял, что Инквизиция знает правду. Но никто из инквизиторов не произносит ни слова, чтобы успокоить Иных Москвы – поверивших в мою гипотетическую схватку с самим Антоном, и в то, что в этой схватке Антон погиб.
Светлые знали его любимые песни…
– Умри!
Я не умру, Светлана. Вернее, умру, но не сейчас. Я – Зеркало. Пытаясь меня уничтожить ты слабеешь, а я лишь становлюсь сильнее. Я уже вижу, что ждет тебя – медленное, растянутое лет на тридцать-пятьдесят восстановление так бездумно растраченных сил. По крохам, по крупицам предстоит тебе собирать потерянное. Три, а то и больше, десятка лет – время, вполне устраивающее Тьму, время, позволяющее подготовиться к следующей попытке равновесие нарушить, неясно пока – какой стороной. Тебя ждут годы, за которые ты можешь обрести счастье с Антоном, а можешь и не обрести.
Но, во всяком случае, эти годы вы будете равными.
Пусть ты лишаешься сил, но я даю тебе шанс… шанс, которого нет у меня.
Затихла музыка – плейер не выдержал магического удара, техника вообще плохо реагирует на сильную магию, и брызнул мелкими пластмассовыми осколками. Шапка улетела куда-то к выходу, а куртка лопнула сразу в нескольких местах.
Я еле устоял на ногах, но все-таки устоял.
– Зеркало! – воскликнул Гесер с целой гаммой непередаваемых чувств и интонаций в голосе. – Третий раз, и третий раз к Темным!
– А мы не устраиваем глобальных социальных экспериментов, коллега!
Завулон. Шеф Дневного Дозора, не скрывающий торжества.
Сегодня он среди победителей. А Светлые – среди потерпевших поражение.
Впрочем, сколько раз случалось и так же, и совсем наоборот?
А Светлана, опустошенная и ошеломленная, еще миг назад раздавленная горем, а теперь не умеющая скрыть радость, закричала:
– Антон!
Он стоял у входа. Антон Городецкий. Светлый маг. Живой и невредимый. Он пришел следом за мной.
– Спасибо, Антон! – обратился к нему невообразимо довольный Завулон. – Ты как нельзя лучше выполнил мое поручение. Надеюсь, тебя устраивает награда?
– Поручение? – воскликнул Гесер. – Антон?
Завулон мелко рассмеялся, вставая. Шеф Ночного Дозора лишь мельком посмотрел на упивающегося победой противника и вновь взглянул на Антона.
А тот подошел к Светлане, счастливой и ничего не понимающей, обнял, прошептал: «Сейчас» и приблизился ко мне.
Несколько секунд мы глядели друг другу в глаза. Друг другу. Враг врагу. Иной не-Иному. Даже не знаю, как сказать, чтобы это звучало правдиво. Ведь правд всегда, как минимум, две.
– Возьми, – сказал Антон.
И протянул мне свой плейер взамен погибшего.
– Спасибо, – прошептал я. Снял с пояса остатки собственного. Молча вынул свой диск и вставил в подаренный плейер, будто это было самым важным сейчас. И подумал: «Сейчас поднимется инквизитор, и скажет, что я могу идти.»
Конечно же, я угадал. Маги такого уровня не ошибаются, даже если они и не-Иные.
– Именем Договора, – как всегда сухо и бесстрастно объявил Максим. – Поскольку достоверно выяснено, что Виталий Рогоза не являет собой Иного в обыденном понимании этого слова, действия Ночного Дозора в отношении Виталия Рогозы не являются предметом разбирательства Инквизиции. Виталий Рогоза также не попадает под действие Договора. Он предоставлен своей судьбе.
Можно подумать, что она у меня когда-нибудь была! У меня, у Зеркал, приходивших прежде, у мальчишки-Егора, чье время еще не настало…
– Инквизиция завершила рассмотрение дел, – Максим обвел взглядом магов. – Есть ли у Дозоров замечания или предложения?
Нажав на «Play», я развернулся и побрел прочь. Разорванная куртка делала меня похожим не то на бомжа, не то на заурядное пугало. Но кого это заботит?
Подаренный плейер работал в режиме случайного выбора. И снова вычленил из десятков треков нужный. Кипелов и Маврин. «Смутное время». Все, что мне остается – это петь.
И я запел.
– Смутное время!
Призрак свободы на коне.
Кровь по колено,
Словно в каком-то диком сне
Тешится люд,
Бьют Старых богов,
Молится люд,
Ждут Праведных слов!
В небе комета –
Близких несчастий верный знак.
Воины Света
Павших сжигают на кострах.
Воины Тьмы
Мир взяли в кольцо.
Тысячи птиц
Вниз рухнут дождем.
Смутное время, тот, кто не вправе более именоваться Виталием Рогозой. Для того, кто поднялся, лишь чтобы упасть. Для падшего ангела… темного ангела. Смутное время для тебя и для Иных. Конец тысячелетия. Время, когда невозможно отличить Свет от Тьмы, а Тьму от Света. Время смертей и схваток. Смутное время.
– Мы не знаем кто мы –
Дети красной звезды,
Дети черной звезды
Или новых могил…
Танец Смерти прост и страшен,
Но пока не пробил час
За грехи всех жизней наших
Время смут карает нас!
Я тоже не знаю – чье я дитя. Я знаю только одно – за чужие грехи время смут чаще карает тех, кто грехов не совершал. Или совершал, но совсем не те, за которые карают. Но мне не позволили выбирать. Мне не дали судьбы.
– Мы еще живы.
Кто-то спасется, кто-то нет.
Диким порывом
В крепости нашей гасят свет,
Сорванный флаг –
Знак
Сдачи врагам,
Но не возьмешь,
Врешь,
Мы живы пока!
Я пока жив. И я пою. Я пою, хотя наверняка знаю, что в следующей песне Кипелова и Маврина есть и такие строки:
– Не проси, не возьму тебя с собой.
Не смотри – смысла жизни я не знаю.
Не желай тайны выведать чужой.
Вот и все – я лишь дух, я исчезаю!
Я лишь дух. Я лишь Зеркало. Зеркало, отразившее все, для чего было призвано. Но я не могу не просить и не верить. Я ухожу, чтобы исчезнуть, но я прошу, я надеюсь, я хочу верить – возьмите меня с собой! Возьмите!
Я верю.
Я надеюсь.
Я верю.
Я наде…
вторник, 01 декабря 2009
Во всей этой истории с пальцем, был ещё один положительный момент, пропали
ужасно ужасающее звуки, преследовавшие по пятам и сводящие с ума, хорошенькою,
неллированною головку. Пальцевая кровь, очень скоро перестала брызгать,
и загаживать инопланетный пол, а вскоре и вовсе сочиться перестала.
Можно было идти, но ходить, а те паче бегать, нет, потеря очередного пальца, ни как
не входила в планы на близлежащее будущее, Нелли поползла на четвереньках.
Ползла она не долго, вскоре коридор окончился тупиком, по обе стороны этого,
с позволения сказать тупика расположились две двери покрашенные серебрянкой,
у планетян вообще серебрянка в большом почёте, их мёдом не корми, дай что-нибудь
этой самой серебрянкой угваздать, всё что ни попадя мажут этой дрянью.
Наверное чуть более метра в высоту, метр двадцать- метр тридцать, не более того.
На одной минидвери красовалась табличка «Рабалатория», на другой «Сортирочная»,
так как в сортирочную Неллии не хотелось, она вползла в раболаторию.
Это было какое-то странное помещение, всё кок обычно, но в полу окно за окном
комьпутерошная, в миганьках и муниторах, на потолке дверь, к одной, по левую руку
стене приклеен стол, на котором непостижимым образом, а может и постижимым,
скорее всего, тоже приклеенные, на столе находились колбы, разного рода щипцы,
ножницы, пюпетки, корочачи и разного рода устрикцы.
Осмотревшись, Неллия встала с карачек и пошла, по направлению к столу, на стене.
Чем ближе она подходила, тем больше её тянуло, к этой самой столовьей стене,
а в метре от неё она не смогла устоять на ногах и брыкнулась, на спину, прямо на стену.
Поднялась на ноги она уже на стене.
- Да это вовсе и не стена! – Изумилась Нелли - Это же пол! –
Всё встало на свои места, теперь она стояла на полу, возле стола, смотрела на окно
которое, как водиться была на стене, лишь дверь в которую она вползала, теперь
выглядела по дурацки, теперь она уже была на стене.
- Вотэт фокус! - подытожила девушка.
Потом взяла со стола ножницы и срезала противные бирко-медальоны, столь опасные
для жизни и здоровья оставшихся в живых девяти пальцев.
Те казалось, даже облегченно вздохнули, но это только показалось, хотя..
ужасно ужасающее звуки, преследовавшие по пятам и сводящие с ума, хорошенькою,
неллированною головку. Пальцевая кровь, очень скоро перестала брызгать,
и загаживать инопланетный пол, а вскоре и вовсе сочиться перестала.
Можно было идти, но ходить, а те паче бегать, нет, потеря очередного пальца, ни как
не входила в планы на близлежащее будущее, Нелли поползла на четвереньках.
Ползла она не долго, вскоре коридор окончился тупиком, по обе стороны этого,
с позволения сказать тупика расположились две двери покрашенные серебрянкой,
у планетян вообще серебрянка в большом почёте, их мёдом не корми, дай что-нибудь
этой самой серебрянкой угваздать, всё что ни попадя мажут этой дрянью.
Наверное чуть более метра в высоту, метр двадцать- метр тридцать, не более того.
На одной минидвери красовалась табличка «Рабалатория», на другой «Сортирочная»,
так как в сортирочную Неллии не хотелось, она вползла в раболаторию.
Это было какое-то странное помещение, всё кок обычно, но в полу окно за окном
комьпутерошная, в миганьках и муниторах, на потолке дверь, к одной, по левую руку
стене приклеен стол, на котором непостижимым образом, а может и постижимым,
скорее всего, тоже приклеенные, на столе находились колбы, разного рода щипцы,
ножницы, пюпетки, корочачи и разного рода устрикцы.
Осмотревшись, Неллия встала с карачек и пошла, по направлению к столу, на стене.
Чем ближе она подходила, тем больше её тянуло, к этой самой столовьей стене,
а в метре от неё она не смогла устоять на ногах и брыкнулась, на спину, прямо на стену.
Поднялась на ноги она уже на стене.
- Да это вовсе и не стена! – Изумилась Нелли - Это же пол! –
Всё встало на свои места, теперь она стояла на полу, возле стола, смотрела на окно
которое, как водиться была на стене, лишь дверь в которую она вползала, теперь
выглядела по дурацки, теперь она уже была на стене.
- Вотэт фокус! - подытожила девушка.
Потом взяла со стола ножницы и срезала противные бирко-медальоны, столь опасные
для жизни и здоровья оставшихся в живых девяти пальцев.
Те казалось, даже облегченно вздохнули, но это только показалось, хотя..
понедельник, 30 ноября 2009
Решил написать о парнях, а то все как то о женщинах и о женщинах. Знаете парни, а вы не лучше тех девушек. (
И тут Остапа понесло….(с)
Парни мне за вас стыдно , вы видите в девушках не человека а в первую очередь плоть которую нужно трахнуть в первый же вечер. Вопрос где романтика ? Цветы? Игрушки?
Обычной разговор парней с 15—18 лет я трахнул ту , а ту , а я вообще дрочу)) разные бывают люди. Опять же там сложна ситуация в плане укрпления своего положения в классе (в обществе) если ты не трахаешь соседку по парте или девочку Катю с 9-б которая дает всем , то ты лох, (хотя кто тут лох из них нужно ещё подумать)
Травка и водка чем раньше ты начл курить и пить тем болешь тебя уважают)) это очень смешно , но они так считают. Компьюторные задороты)) основная тема общение у кого круче Эльф прокачен)) задроты опомнитесь 0 самое тежолое в жизни что ты подымал это компьюторная мышка (или пособие для чайников). Мы раньше увлекались со всем другим , Футбол , тренажорки , борьба , турники , у нас не было такого где дасть травы и какую дуру трахнуть. Мы читали книги , ходили стенку на стенку, у нас был секс и это был не просто тупой перепехон , это было красиво как танец в котором тела двигались в унисон сердцу
У вас руки растут с одного места , вы даже не чего не можете ими делать кроме как Гуся давить , и клацать мышкой.
Теперь о мажорах вы ущербны и убогие. Тут все кратко.
Эмо парни жесть , что есть что нету) про геев и трансвиститов все понятно и без меня.
Что могу сказать есть нормальные парни и есть нормальные девушки) так плодите нормальных детей, а не этих уродов.
воскресенье, 29 ноября 2009
По началу у Неллии не было, каких то там особых эмоций, по причине шокового
состояния, или разновидности шокового состояния. Поначалу все внимание было
приковано к собственному телу, новой одёжи и странным биркам на ноговых пальцах.
Но немного погодя в её голову крадучись и прихрамывая, проник некий звук.
Звук был как шоркающий, так и шелудящий, и вместе с тем казалось как будто бы
кто-то ритмично открывал и закрывал противный, круглый рот, и делал чмокающую
букву «Пэ». Ещё создавалось такое впечатление, что обладатель противного рта
всё время возиться, словно ему до крайности неудобно, причём в любом положении,
и поэтому возня и вороченье не только не прекращалось, но и усиливалось.
Какого-то определённого направления звук, а точнее источник звука не имел,
однако Нелли обострившимся интуитивным чувством, определила это направление
и поняла что он, звук приближается.
Левея нога у неё загарцевала, задёргавшись, ладони вспотели, да так что с
похолодевших пальцев сорвалась капелька мутного пота, и ударившись о пол
издала как показалось очень громкое буль. Не в силах больше владеть собой,
Неллия бросилась бежать, мало что осознавая, бежать, бежать, бежать.
Звук казалось преследовал её по пятам, она со всех сил бежала по устрашающему,
изгибающемуся вправо-вниз коридору. А звук всё приближался, доведя просто
панику, до паники высшей категории, звук уже почти полностью окутал беглянку
мягко-жёстким шарфом безумия.
«Это конец» Подумала Неллированная особа, даже не подумала, это было нечто
большее, чем просто мысль.
Внезапно острая боль пронзила левую ногу, и Нелли громко и пронзительно вскрикнув,
упала на металлический, в круглую дырочку пол. Она посмотрела на свою ногу,
на стопе явно не хватало мизинца, кровь так и сочилась, из места в котором он совсем
ещё недавно так уютно располагался. Нелька немного помолчала, как бы раздумывая,
и пришла в дикий восторг, громогласно и отчаянно рассмеявшись. Она некогда прежде
так смеялась, это был какой-то странный смех, злой и ироничный одновременно.
Мизинчик был потерян по причине того, что один медальон-бирка застрял в одном из
дырковых отверстий в полу, случайным образом туда попав и наглухо зацепившись.
А так как Нелли летала во весь, как говориться опор, то вся кинетическская энергия
набранная Неллированным телом, всей своей энергетической, да и не только массой
навалилась на маленький аккуратный пальчик, который не выдержав отделился.
Перестав свой истерический смех, и подняв голову, девушка поняла что потеряв,
палец она приобрела нечто куда более важное, а именно жизнь.
Подняв голову, она увидела, что на высоте полутора метров от поверхности пола
горя синеньким смертельным огнём, удобно расположился лазерный луч убивца.
И если бы не мизинец, если бы не потеряв его и не упав, она продолжила свой бег,
то скорее всего, да что там, точно бы во второй раз лишилась головы.
И на сей раз быть может уже окончательно.
состояния, или разновидности шокового состояния. Поначалу все внимание было
приковано к собственному телу, новой одёжи и странным биркам на ноговых пальцах.
Но немного погодя в её голову крадучись и прихрамывая, проник некий звук.
Звук был как шоркающий, так и шелудящий, и вместе с тем казалось как будто бы
кто-то ритмично открывал и закрывал противный, круглый рот, и делал чмокающую
букву «Пэ». Ещё создавалось такое впечатление, что обладатель противного рта
всё время возиться, словно ему до крайности неудобно, причём в любом положении,
и поэтому возня и вороченье не только не прекращалось, но и усиливалось.
Какого-то определённого направления звук, а точнее источник звука не имел,
однако Нелли обострившимся интуитивным чувством, определила это направление
и поняла что он, звук приближается.
Левея нога у неё загарцевала, задёргавшись, ладони вспотели, да так что с
похолодевших пальцев сорвалась капелька мутного пота, и ударившись о пол
издала как показалось очень громкое буль. Не в силах больше владеть собой,
Неллия бросилась бежать, мало что осознавая, бежать, бежать, бежать.
Звук казалось преследовал её по пятам, она со всех сил бежала по устрашающему,
изгибающемуся вправо-вниз коридору. А звук всё приближался, доведя просто
панику, до паники высшей категории, звук уже почти полностью окутал беглянку
мягко-жёстким шарфом безумия.
«Это конец» Подумала Неллированная особа, даже не подумала, это было нечто
большее, чем просто мысль.
Внезапно острая боль пронзила левую ногу, и Нелли громко и пронзительно вскрикнув,
упала на металлический, в круглую дырочку пол. Она посмотрела на свою ногу,
на стопе явно не хватало мизинца, кровь так и сочилась, из места в котором он совсем
ещё недавно так уютно располагался. Нелька немного помолчала, как бы раздумывая,
и пришла в дикий восторг, громогласно и отчаянно рассмеявшись. Она некогда прежде
так смеялась, это был какой-то странный смех, злой и ироничный одновременно.
Мизинчик был потерян по причине того, что один медальон-бирка застрял в одном из
дырковых отверстий в полу, случайным образом туда попав и наглухо зацепившись.
А так как Нелли летала во весь, как говориться опор, то вся кинетическская энергия
набранная Неллированным телом, всей своей энергетической, да и не только массой
навалилась на маленький аккуратный пальчик, который не выдержав отделился.
Перестав свой истерический смех, и подняв голову, девушка поняла что потеряв,
палец она приобрела нечто куда более важное, а именно жизнь.
Подняв голову, она увидела, что на высоте полутора метров от поверхности пола
горя синеньким смертельным огнём, удобно расположился лазерный луч убивца.
И если бы не мизинец, если бы не потеряв его и не упав, она продолжила свой бег,
то скорее всего, да что там, точно бы во второй раз лишилась головы.
И на сей раз быть может уже окончательно.
Задумался а что нас ждет впереди , оказывается не чего хорошего. Девочки в 14—16 лет уже по полному ебутся как профессионалки, при чем не отказывает не кому (что будет с ними в будущем не понятно) на них можно ставить крест как отработанный материал
Они на столько тупые что считают что , если дать парню или сделать ему минет то ей будет любить и не куда недениться от неё.(наивные как дуры)
Курят думают что им это предает зрелость и уважение , думают что если сигарета в руках то она пиздатая самка.
Идя по улицы и потихонечку сося бутылку пиво они тоже думают что это круто (круто когда знаешь о чем идет речь в Войне и Мире)
Боевая раскраска)) лифчики набитые ватой)) и рассказы своим подругам как её ебут ,тоже не придают ума))
Мой вердикт ХЭНК в шоке с нынешнего поколения молодых девушек.
С КАЖДЫМ ГОДОМ ТАКИХ ОСОБЕЙ ВСЕ БОЛЬШЕ И БОЛЬШЕ
Опять я фигею , епанутый рейтинг , епанутые люди которые выбирают этих девушек в рейтинг
1 место
Кто это такая ? что в ней сексуального ???разве что ноутбук розовый)))
2 место
Опять же фотошоп ,гримеры , и вопрос сколько вам лет 35 ??? и прорыв в каком месте???
3 место
мдэ…брежнева на 3 месте, я в шоке!Оо она только на экране красотка, а так она маленькая, вся в морщинах и грудь намного меньше чем на экране (на сфинкса похожа)!!!…на обложке конечно куколка, а так….
4 место
Что то лицо у неё стремное слишком , и тоже заметно что фотошопили))))) херня а не баба
5 место
Это вообще главная сенсация)) как она попала в петерку для меня загадка максимум 30 место и то если я выпью.))
6 место
Я типо сельская доярка) писдец полный , посел таких рейтингов страшно жить сстановиться!
7 место
Кто ты ? что ты ?
8 место
О Жанна, тут просто секс
9 место
Хирург тебя ждет уже давно!
10 место
нужно поменять местами с 4 местом тебя или 5
Вот такие рейтинг в этом странном журнале МАКСИМ ! ну его этот журнал в топку !
1 место
Кто это такая ? что в ней сексуального ???разве что ноутбук розовый)))
2 место
Опять же фотошоп ,гримеры , и вопрос сколько вам лет 35 ??? и прорыв в каком месте???
3 место
мдэ…брежнева на 3 месте, я в шоке!Оо она только на экране красотка, а так она маленькая, вся в морщинах и грудь намного меньше чем на экране (на сфинкса похожа)!!!…на обложке конечно куколка, а так….
4 место
Что то лицо у неё стремное слишком , и тоже заметно что фотошопили))))) херня а не баба
5 место
Это вообще главная сенсация)) как она попала в петерку для меня загадка максимум 30 место и то если я выпью.))
6 место
Я типо сельская доярка) писдец полный , посел таких рейтингов страшно жить сстановиться!
7 место
Кто ты ? что ты ?
8 место
О Жанна, тут просто секс
9 место
Хирург тебя ждет уже давно!
10 место
нужно поменять местами с 4 местом тебя или 5
Вот такие рейтинг в этом странном журнале МАКСИМ ! ну его этот журнал в топку !
У любого человека иногда складывается впечатление, что происходящее в данную минуту и секунду уже однажды происходило. Даже понятие есть специальное – дежа вю. Ложная память.
У Иных она тоже есть.
Сотрудник Ночного Дозора Антон Городецкий стоял перед дверью своей квартиры и боролся с воспоминаниями. Однажды он точно так же топтался перед незапертой дверью квартиры и гадал, кто мог туда проникнуть. А войдя обнаружил в качестве незваного гостя заклятого врага. Шефа Дневного Дозора, известного Светлым под именем Завулон.
– Дежа вю, – прошептал Антон и шагнул через порог. Защита опять смолчала, но в комнате определенно находился гость. Кто на этот раз?
Сжимая в руке медальон-талисман, Антон вошел в комнату.
В кресле сидел Завулон и читал «Аргументы и факты». В строгом черном костюме, светло-серой рубашке и начищенных до зеркального блеска штиблетах с бандитскими квадратными носами. Сняв очки, Завулон поздоровался:
– Здравствуй, Антон.
– Дежа вю… – пробормотал Антон. – Ну, здравствуй.
Странно, но на этот раз он совершенно не испугался Завулона. Может быть потому, что в прошлый Завулон обставил свой неожиданный визит исключительно корректно?
– Можешь взять мой амулет. Он в столе, я чувствую.
Антон отпустил талисман на шее, снял куртку и послушно подошел к столу. Амулет Завулона прятался между бумаг и прочей канцелярской мелочи, которая возникает словно бы сама по себе с фатальной неизбежностью.
– Завулон, у тебя нет власти надо мной, – чужим голосом произнес Антон.
Темный маг довольно кивнул.
– Отлично. Вынужден сделать тебе комплимент: тогда ты трясся, словно осиновый лист. А сегодня – спокоен. Ты растешь, Антон.
– Наверное, я должен поблагодарить за комплимент? – сухо спросил Антон.
Завулон запрокинул голову и беззвучно засмеялся.
– Ладно, – сказал он спустя несколько секунд. – Я вижу, ты не склонен терять время. Я тоже не склонен. Я пришел предложить тебе предательство, Антон. Маленькое расчетливое предательство. От которого выиграют все, и ты в том числе. Парадоксально звучит, не правда ли?
– Правда.
Антон глядел в серые глаза Завулона, пытаясь понять в какую западню угодил на этот раз. Человеку верь наполовину, Светлому – на четверть, а Темному – ни в чем.
Завулон – самый сильный, а значит – самый опасный Темный в Москве. И, наверное, в России.
– Поясняю, – Завулон не торопился, но и не мешкал. – О завтрашнем заседании Трибунала тебе уже известно, не так ли?
– Известно.
– Не ходи на него.
Антон наконец решился сесть – на диван у стены. Теперь Завулон был справа от него.
– А с какой, собственно, стати? – осведомился Антон.
– Если не пойдешь – останешься со Светланой. Пойдешь – потеряешь ее.
У Антона в груди вспух горячий ком. Дело было даже не в том, верил он Завулону или нет. Ему хотелось верить. Очень хотелось.
Но он не забывал, что Темным верить нельзя.
– Руководство Ночного Дозора планирует очередной глобальный социальный эксперимент. Ты это наверняка знаешь. Светлане в этом эксперименте отведена достаточно важная роль. Я не буду пытаться тебя переубедить или склонить к Тьме – это глубоко безнадежное дело. Я просто расскажу чем воплощение в жизнь подобного эксперимента чревато. Нарушением равновесия. Вещью банальной и очень желанной для усиливающейся стороны. Последнее время Свет усилился, и мне это, естественно не нравится. Дневной Дозор заинтересован в восстановлении равновесия. А ты – тот, кто может нам помочь.
– Странно, – задумчиво сказал Антон. – Шеф Дневного Дозора обращается за помощью к сотруднику Ночного Дозора. Очень странно.
– В общем-то, твоя помощь нам не обязательна. Справились бы и сами. Но если ты поможешь себе – в первую очередь себе – ты поможешь и нам тоже. А также – Светлане и всем, кто неизбежно пострадает от очередного глобального эксперимента.
– Непонятно, как я могу помочь себе и Светлане.
– Отчего же непонятно? Светлана – потенциально очень сильная волшебница. По мере того, как она растет, растет и пропасть, которая вас разделяет. Ее мощь – это фактор, который смещает равновесие в пользу Света. Если Светлана лишится на какое-то время своей мощи, равновесие восстановится. И нечему будет вас разделять, Антон. Она любит тебя, это же видно. И ты ее любишь. Неужели ты принесешь в жертву Свету свое счастье и счастье любимой женщины? Тем более, что жертва все равно бессмысленна. Именно поэтому я предлагаю тебе маленькое и безболезненное предательство.
– Предательство не бывает маленьким.
– Бывает, Антон. Еще как бывает. Верность складывается из череды маленьких и расчетливых предательств. Можешь мне верить, я живу на этом свете достаточно долго, чтобы успеть в этом убедиться.
Антон некоторое время молчал.
– Я – Светлый. Я не могу предать Свет. По сути своей не могу – и ты это должен понимать.
– Тебя же никто не заставляет идти против Света. К тому же, своим поступком ты поможешь многим людям. Очень многим, Антон. Не это ли цель Светлого мага – помогать людям?
– А как я буду смотреть в глаза своим, – невесело усмехнулся Антон. – После этого?
– Они поймут, – с непонятно откуда взявшейся убежденностью сказал Завулон. – Поймут и простят. А если нет – то какие же они после этого Светлые?
– Ты силен в софистике, Завулон. Наверняка ты заметно сильнее меня. Но оттого, что ты называешь вещи чужими именами, суть вещей не меняется. Предательство – всегда предательство.
– Хорошо, – неожиданно легко согласился Завулон. – Тогда предавай любовь. В сущности, у тебя выбор между двумя предательствами, неужели ты не понимаешь? Предать себя, или не дать свершиться очередному кровавому циклу. Предотвратить неизбежные схватки между Дозорами или позволить им произойти. Или тебе мало смертей? Ты не раз ходил в патруль с Андреем Тюнниковым. Ты дружил с девчонкой-оборотнем, с Тигренком. Где они теперь? И кого еще ты готов принести в жертву во имя Света? Не ходи завтра на заседание Трибунала, и твои друзья останутся жить. Нам не нужны новые смерти, Антон. Мы готовы уйти от схватки. Уйти с миром. Поэтому я и предлагаю тебе помочь всем. Всем! И Темным, и Светлым. И даже простым людям. Понимаешь?
– Я не понимаю, как мое отсутствие на заседании поможет восстановить равновесие.
– Ты ведь сталкивался уже с Темным, который приехал с Украины, правда? С Виталием Рогозой?
– Сталкивался, – неохотно ответил Антон.
– Он не Иной.
Антон опешил:
– То есть, как не Иной?
– Он не совсем Иной. Он – лишь Зеркало. И жить ему осталось недолго.
– Что это… кто такой – Зеркало?
– Именно «что», – Завулон вздохнул. – Увы, лишь «что»… Неважно, Антон. Тебе полезнее узнать другое. Если ты не придешь на заседание Инквизиции, то крови больше не будет. Если придешь – неизбежна кровавая бойня.
– Неявка на заседание карается Инквизицией…
– Твое нежелание участвовать в поединке с Рогозой Инквизиция сочтет правомерным. Были прецеденты, если хочешь я даже добуду соответствующие документы. Но можешь верить мне на слово. Пока я тебя не обманывал.
– Мне нравится это «пока»…
Завулон улыбнулся – уголком рта.
– Что поделать. Я ведь Темный. Я не считаю полезным врать без причины.
Завулон встал, и вместе с ним поднялся на ноги и Антон.
– Думай, Антон. Думай, Светлый. И помни: в твоем решении твоя любовь и жизни твоих друзей. Так иногда складывается: чтобы помочь друзьям, нужно сначала помочь врагу. Привыкай.
Завулон стремительно вышел из комнаты, а потом и из квартиры. В тот же миг в сумраке истошно завопил сторожевой знак, а маска Чхоен состроила на стене устрашающую гримасу. Вяло наведя порядок, Антон попытался собраться с мыслями.
Верить Завулону или нет?
Быть со Светланой или не быть?
Вызвать Гесера и все ему рассказать или отмолчаться?
Любая схватка, начиная от банального мордобоя и кончая интригами государств и Дозоров – это поединок информации. Кто точнее представляет себе силы и цели противника – тот и побеждает.
Цели Завулона и цели Антона не могут быть одними и теми же. Это абсолютно исключено. Но если сказанное шефом Дневного Дозора было сказано именно в расчете на то, что Антон отвергнет саму мысль пропустить заседание Трибунала?
Где правда, а где ложь? Слова Завулона – клетка, но внутри клетки – капкан, а внутри капкана – мышеловка, а внутри мышеловки – отравленная приманка… Сколько слоев лжи надо снять, чтобы обнаружить правду?
Антон достал из кармана монетку. Подбросил… усмехнулся, и спрятал в карман, даже не глянув, что выпало – орел или решка.
Это не метод.
Если один из двух выходов – ловушка, значит, надо искать третий.
Чтобы попасть на рассвете на заседание Трибунала нужно было или очень рано встать, или не ложиться вовсе. Я предпочел второе. Отосплюсь потом.
Коллеги-Темные некоторое время настойчиво пытались вытянуть из меня мотивы моих поступков, но поскольку я и сам мало понимал почему именно поступаю так, а не иначе, многого они от меня не добились.
До вечера не произошло ничего особенно интересного; я лишь съездил в магазинчик, нарезающий диски для моего модернового плейера, и поинтересовался – хранятся ли у них матрицы сборников, заказываемых клиентами? Оказалось – хранятся. И я зачем-то заказал копию диска, составленного Антоном Городецким, Светлым магом. Возможно, я пытался представить через музыкальные пристрастия его взгляд на мир? Не знаю… Последнее время я разучился задавать вопросы, потому что слишком редко нахожу ответы. И еще реже – верные ответы.
И еще одно врезалось мне в память в этот вечер: встреча в метро. Я возвращался из музыкального магазинчика. На метро. Сидел, сунув руки в карманы куртки (спасибо, коллеги-Темные забрали мои вещи из штаба в аэропорту) и слушал купленный диск. Никольский пел «Зеркало мира». Мне было хорошо и покойно.
– Сущность явлений и лет вереница,
Лица друзей и маски врагов
Ясно видны и не могут укрыться
От взора поэта – владельца веков.
Свет дальних звезд и начало рассвета,
Жизни секреты и тайны любви
В миг вдохновенья, солнцем согретый,
Все отражается в душе поэта,
В зеркале мира…
И вдруг что-то неуловимо изменилось вокруг. Диктор как раз предостерегал незадачливых пассажиров: двери, мол закрываются. Я нажал на «паузу» и вскинулся, оглядываясь.
И увидел его. Подростка лет четырнадцати-пятнадцати. Несомненно, он был Иным. Наверняка, инициированным, поскольку он заворожено глядел на меня через сумрак, и от сумрака достаточно умело заслонялся. Но его аура была девственно чиста. Чиста, как свежевыпавший снег, одинаково далеко отстоящий и от Света, и от Тьмы. Он был Иным, и при этом ни Светлым, ни Темным.
Мы смотрели друг на друга очень долго, весь путь до следующей остановки. Наверное, мы продолжали бы смотреть и дальше, но подростка одернула статная женщина, видимо – мать.
– Егор! Ты уснул? Выходим.
Подросток встрепенулся, в последний раз взглянул на меня с неясной тоской, и шагнул на перрон. А я остался в вагоне.
Еще с минуту я не мог придти в себя, по-прежнему не понимая чем поразил меня этот Иной. Что-то он мне напомнил. Что-то очень важное, но неуловимое. Я никак не мог сообразить – что.
Лишь вернувшись к Никольскому и «Зеркалу мира» я немного успокоился.
– В зеркале видно, кто и как жил,
Видно, кто песню – неправду сложил,
Видно, кто хочет, чтобы все была ночь,
Видно, я должен людям помочь.
Зеркало мира есть у меня,
Хочешь взглянуть, так не бойся огня,
Этот огонь воспоет моя лира,
Пусть люди знают, – есть добрая сила
В зеркале мира…
Странно. Эта песня больше подошла бы Светлым. Так почему же у меня, у Темного, так щемит где-то у сердца?
С этим неясным чувством я и вернулся в офис Дневного Дозора. Пожилой, умудренный годами дядька-вампир шарахнулся от меня, как святоша от искуса. Я встрепенулся, и вдруг сообразил, что в моей собственной ауре цветут голубовато-белым несколько светлых полос.
– Простите, – я привел ауру в порядок. – Это маскировка.
Вампир подозрительно поглядел на меня; из дежурки выглянула вампирша – можно было спорить на что угодно – жена.
Печати мои они проверили очень тщательно, и, похоже, собирались мурыжить меня до последнего, но тут в офис вошел Эдгар с молоденькой ведьмой. Он понял все с первого взгляда, и не в меру бдительной вахте хватило единственного движения бровью. Эдгар кивнул мне и пошел к лифтам. Ведьма поедала меня взглядом.
В лифте она осмелилась на вопрос:
– Вы новенький?
Ее голос выражал целый спектр эмоций и устремлений, анализировать которые у меня не возникло ни желания, ни возможности. При Эдгаре и остальных сильных Иных мне почему-то не хотелось демонстрировать собственную силу.
Эдгар заинтересовался, причем я ощутил, что ему действительно интересно как я отвечу.
– Ну, в определенном смысле – новенький.
Ведьмочка улыбнулась.
– А правда, что вы в одиночку разогнали четверых боевиков-Светлых и убили тигрицу?
Эдгар еле заметно искривил губы в саркастической улыбке, но снова заинтересованно промолчал.
– Правда.
Задать новый вопрос ведьма не успела. Мы приехали.
– Алита, – сказал Эдгар почему-то густым шаляпинским басом. – Нашего гостя будешь мучить потом. Сначала отчитайся перед Анной Тихоновной…
Алита с энтузиазмом кивнула и обратилась ко мне:
– А можно к вам на кофе заглянуть? Через часик?
– Можно, – позволил я. – Только у меня нет кофе.
– Я принесу, – пообещала ведьмочка. И направилась к офису.
Она не спросила где я живу. Значит, знала.
Несколько секунд я глядел ведьмочке в спину. Спина в модной серебристой куртке, какие носят горнолыжники и туристы (мне сразу вспомнились мои лесные знакомые), была украшена ярким рисунком: анимэшная большеглазая девица с вытянутой в ударе ногой, и надпись «Battle Angel Alita». Рисунок и надпись частично закрывались рассыпавшимися поверх куртки длинными волосами ведьмочки.
Эдгар тоже поглядел Алите вслед. Там было на что поглядеть, невзирая даже на зимнюю экипировку.
– Придет, – глубокомысленно заметил Эдгар. – Она о тебе уже спрашивала.
Я пожал плечами.
– Завтра трибунал, – переключился я на другую тему. – Мне как? Прогуливать? Или со всеми?
– Со всеми, естественно, ты ведь свидетель, – Эдгар огляделся. – Может, зайдем в кабинет?
– Зайдем.
Почему-то я был уверен, что этот кабинет никогда не использовался настоящим шефом Дневного Дозора, ныне в Москве отсутствующим, в качестве директорского. Скорее всего, это кабинет Эдгара или кого-то из высших Темных. Я с удовольствием повалился в кресло, машинально отметив, что оно куда удобнее продавленных диванов в вагонах метро. Эдгар выставил откуда-то из-под стола початую бутылку коньяка.
– Хлопнем? – предложил он.
– Хлопнем.
С чего отказываться от старого «Коктебеля»?
– Это хорошо, что ты приехал, – сказал Эдгар разливая коньяк. – Иначе нам пришлось бы тебя разыскивать.
– Дабы разъяснить тактику и стратегию поведения на завтрашнем заседании трибунала? – попытался угадать я.
– Именно.
Коньяк был хорошим. Мягким и ароматным. Пусть не самой известной и престижной марки (а какая это, кстати?), но мне очень понравился.
– Я даже не буду больше выяснять почему ты так странно себя ведешь. Мне, если честно, запретили это делать. Оттуда, – Эдгар многозначительно зыркнул в потолок. – Я, тем более, не стану пытаться выяснить кто ты есть на самом деле. По все той же причине. Я хочу только спросить: ты с нами? Ты с Дневным Дозором? С Темными? На тебя можно рассчитывать завтра, как на своего?
– Безусловно, – сказал я, не задумываясь. И уточнил: – Это ответ на все вопросы.
– Это хорошо, – вздохнул Эдгар несколько тоскливо и залпом осушил шарообразный бокал.
По-моему, он мне не верил.
Коньяк мы допили в полном молчании. О поведении на завтрашнем заседании Трибунала Эдгар не счел нужным совещаться. Видимо, решил, что я все равно поступлю по-своему. И был глубоко прав.
Ночь я провел с Алитой. За разговорами и кофе – ведьмочка умудрилась добыть забытый ныне «Casa Grande». Расположившись в креслах, мы болтали – обо всем и ни о чем. Давно у меня не случалось такого праздника: просто сидеть и болтать. О музыке, в которой я, оказывается, разбирался весьма прилично. И литературе, в которой я разбирался похуже. О кино, в котором не разбирался вовсе. Алита периодически пыталась вывести меня на разговор обо мне и о моих умениях, но делала это настолько бесхитростно, что мне даже лень стало подозревать, будто ее заслала бдительная Анна Тихоновна.
За час до рассвета в дверь постучали.
– Открыто! – крикнул я.
Вошли Эдгар и Анна Тихоновна.
– Готов? – спросил Эдгар.
– Аки пионер, – заверил я. – Выдвигаемся кучно? На бронетехнике или пешим порядком?
– Не паясничай, – Анна Тихоновна поджала губы и строго поглядела на Алиту. Та невинно хлопала глазами.
– Ладно, не буду, – пообещал я. – Куда ехать-то? Я и не знаю.
В принципе, я не сомневался, что направление и место подскажет моя скрытая в глубинах сознания безотказная планида. Но все же спросил.
– Главное здание МГУ, – сообщил Эдгар. – В башне. Там Шагрон внизу со своей машиной, можешь поехать с ним.
– Хорошо. Поеду с ним.
– Удачи вам, – пожелала Алита, направляясь к выходу. – Я зайду завтра, ладно, Виталий?
– Нет, – мрачно сказал я. – Не зайдешь.
Я знал совершенно точно, что я прав. Но пока еще не понимал почему именно.
Алита пожала плечами, и ушла. Следом выскользнула Анна Тихоновна. Хм… А, может, все-таки старая карга подослала девчонку? А та принялась своевольничать и ничего у меня не стала выпытывать. Если так, что Алите можно только посочувствовать: Анна Тихоновна из нее душу вынет, выжмет и высушит. Небо с овчинку покажется, и сплошь в алмазах.
Дотянувшись до мобильника, я набрал номер Шагрона, даже не потрудившись удивиться тому, что я его знаю.
– Шагрон? Это гость с юга. Подбросишь? Ага, выхожу.
– Ладно, я тоже поехал, – сказал Эдгар. – Не тяните резину, Инквизиция страшно не любит, когда кто-нибудь опаздывает.
Одевшись, я запер дверь и спустился. Вампиры с вахты теперь глядели на меня гораздо спокойнее – то ли с ними провело задушевную беседу непосредственное начальство, то ли сами докопались до правды. Впрочем, до какой правды? Правда даже мне не желает открываться. Так, иногда вдруг приоткроется кусочек мозаики, приподнимется на миг занавес, и снова наползет, застилая глаза, дымная непроглядная пелена.
BMW Шагрона фырчал выхлопом метрах в двадцати, прямо под знаком «Остановка запрещена». Я сел справа от Шагрона.
– Доброе утро.
– Надеюсь, доброе, – буркнул Шагрон. – Едем?
– Ну, если никого больше не ждем – то едем.
Шагрон молча вклинился в плотный поток машин.
Езда по заснеженной Москве в час пик – это отдельная песня. Шагрон то и дело усмирял не в меру ретивых водителей-соседей через сумрак. А то нас бы непрерывно подрезали, прижимали к соседнему ряду, оттирали от внезапно открывающихся лазеек. Я на всякий случай пристегнулся. Шагрон что-то бубнил, сцепив зубы. Ругался, наверное.
После бессонной ночи невыносимо тянуло в блаженную дрему. Тем более, что кресло добротной немецкой иномарки весьма к этому располагало. Если бы я решил послушать музыку – точно убаюкался бы и уснул. Но музыку слушать сейчас не хотелось. И я оставался в мире, наполненном рокотом десятков двигателей, тихим гулом включенного климатизатора, резкими руладами автомобильных сигналов и шелестом грязно-серой снежной каши под протекторами.
Предпочти мы метро – успели бы гораздо раньше. А так спустя полчаса все еще ползли по запруженной Остоженке в сторону проспекта Вернадского. Пробка росла и отращивала солидный, как у кометы, хвост, направленный к центру Москвы.
– Елы-палы, – сердито прошипел Шагрон. – Можем ведь и застрять.
– Откроем портал, – пожал я плечами.
Шагрон посмотрел на меня странно.
– Виталий! Мы едем на заседание Трибунала под патронажем Инквизиции! Твой портал сдохнет в двух километрах от цели!
– А, – сказал я беспечно. – Верно. Я и забыл.
Кстати, об этом я мог бы догадаться и сам. Магические воздействия и вообще применение магии в процессе работы Трибунала запрещены. Я-во-мне услужливо подсказал, что ранее случались нарушения, но лишь в годы свирепых перемен, напрямую связанных с собственно нарушениями.
Впрочем, сейчас ведь тоже время перемен. Конец тысячелетия. Перелом. Вон, летом с каким страхом народ ожидал затмения, как дрожал перед турецким землетрясением… И ничего, пережили.
Правда, пережив, все мы стали немного другими. И Иные, и особенно люди.
– М-мать! – заорал Шагрон, выдергивая меня из раздумий.
Я не успел даже взглянуть за лобовое стекло. Одновременно с оглушительным ударом меня швырнуло вперед, мучительно сжало грудную клетку, ремень безопасности пребольно впился в грудь. С противным тонким свистом на руле выросла пузатая подушка и Шагрон, скользнув по ней лицом и грудью, грянулся о место, где стекло смыкалось с крышей. Противно тренькнуло где-то снаружи, посыпалось мелкое стеклянное крошево. На снег оно падало бесшумно, но об обшивку соседних автомобилей выбивало беспорядочную барабанную дробь.
И, словно в насмешку, нас шарахнуло сзади. В корму, в багажник.
Пару секунд, похожих, наверное, на старт космического челнока, и меня прекратило жевать и швырять. Настал блаженный миг динамического покоя.
Шагрон сполз по рулю назад в кресло, оставляя кровавый след на пузыре. Кажется, у него еще и рука была сломана. Не пристегнулся, дурак… Сколько теперь будет регенерировать?
Вокруг надрывались автомобильные сигналы.
Со смешанным чувством я отстегнулся и толкнул дверцу. Встал на усыпанную битым стеклом и покрытую утрамбованным снегом дорогу.
Под небольшим углом наш капот был протаранен красной «Нивой». А в смятый, словно надкушенный, багажник тыкался мордой холеный японский джип. Некогда холеный. Впрочем, джип не слишком пострадал: фару разбил на кенгурятнике, да сам кенгурятник слегка погнул. Видно успел притормозить.
– Ты че, козел? – налетел на меня некто из джипа, состоящий из затененных очков, бритой башки, бочкообразного торса, затянутого в нечто малиново-черное, и стильных штиблет сорок последнего размера.
Глаза у этого субьекта были белые, как аура младенца… или как аура парнишки-Егора из метро.
Не видит, что ли, протаранившей нас «Нивы»?
И тут малиновые одежды субьекта вспыхнули тусклым синеватым огнем. Субъект завизжал, как боров под ножом.
Я узнал заокеанское заклинание, именуемое в народе «спайдерфлейм». Паучье пламя. И тут меня, не успевшего опомниться от атаки малинового, взяли за шиворот и развернули.
Вот уж кого я не ожидал увидеть, так это его. Светлого мага-меломана, Антона Городецкого.
– Кто ты? – яростно прошептал он. – Кто ты, забери тебя Тьма? Только не ври!
Глаза у него были еще белее, чем пляшущего нечто на манер джиги субьекта из джипа.
В моей голове словно что-то щелкнуло. А губы сами прошептали два слова:
– Зеркало мира…
– Зеркало… – эхом повторил Светлый. – Будь вы прокляты! Будь все проклято!
Мне захотелось ехидно ввернуть, что проклятия – удел Темных, но я сдержался. Правильно сделал, что сдержался. Аура Антона бушевала багровым и лиловым. Я, бесспорно, был сильнее него, но… казалось, что сейчас Городецкого поддерживает какая-то непонятная сила, ни к Свету, ни к Тьме отношения не имеющая, но не менее могучая. И исход поединка, случись он, был для меня неясен.
Отпустив воротник моей куртки, Антон развернулся и слепо побрел прочь, протискиваясь между машинами и не обращая внимания на гудки и проклятия из-за приспущенных стекол. Где-то совсем рядом завывали сирены автоинспекции. Пробка наглухо закупорила Остоженку, лишь на встречной полосе осталась узкая щель, в которую торопливо, с матерками и бибиканьем, протискивались по одному редкие счастливцы.
Я взглянул на часы. Чтобы добраться до Университета у меня осталось пятнадцать… впрочем, уже четырнадцать минут. Причем транспортной магией я пользоваться заведомо не мог.
Первым делом – как там Шагрон?
Обойдя «Ниву» с распахнутой дверцей, я подошел к пострадавшему BMW со стороны шофера. Шагрон был без сознания, но в первый же миг опасности он рефлекторно сообразил поставить охранную пленку и скользнуть в сумрак. И теперь он регенерировал, словно куколка, и жадный сумрак ничего не мог ему поделать.
Выживет. Оклемается, причем достаточно быстро. Вероятнее всего, в карете «Скорой помощи», ежели та сумеет пробиться сквозь пробку. Шагрон достаточно сильный маг, чтобы такая мелочь как автомобильная авария смогла серьезно ему повредить.
А значит – до встречи, Шагрон. Думаю, Инквизиция не будет на тебя в претензии. Форс-мажорные обстоятельства, все-таки.
И тут я увидел свое спасение. Ловко лавирующего по самому краю проезжей части паренька на мизерном оранжевом мокике. Вот кому никакие пробки не страшны…
Хоть, конечно, не сезон для подобного транспорта. Но все же…
И я скользнул в сумрак.
В сумраке мокик был похож на сказочного конька-горбунка. Маленький, с рожками-рулем и глазиком-фарой.
– Слазь, – велел я пареньку.
Тот покорно встал на ноги.
Перемахнув через капот бежевого «Опеля», я принял руль. Мокик преданно фырчал на холостых оборотах.
Ну, вперед. Паренек манекеном застыл на тротуаре, слепо сжимая в руке вложенные мною доллары. А я крутанул на себя рукоятку газа и, чуть не ободрав полированный бок ближайшей машины, стал протискиваться к границе пробки. К Садовому кольцу.
Приноровиться к крохотной, привыкшей к теплому японскому асфальту, а отнюдь не к московской наледи, «Хонде» оказалось довольно просто. И лавировать между машин у меня тоже получалось достаточно лихо. Но вот скорости настоящей мокик не давал – километров тридцать от силы. И я понял, что не успею. Даже если брошу трудягу-«Хонду» и нырну в ближайшее метро – от станции метро «Университет» до главного шпилястого здания все равно далеко. Можно, конечно, заморочить очередного автомобилиста, но где гарантия, что мы убережемся от утренних пробок? Я смутно помнил, что в районе Университета проспекты широченные, но уверенности у меня все равно не было. Если же и дальше ехать на «Хонде» – я сохранял мобильность практически до цели. Но с другой стороны – дорогу я себе представлял только в общих чертах. Не москвич я, увы. Надеяться на безотказного доселе внутреннего помощника? Можно, конечно. Но вдруг он подведет именно сейчас? В самый ответственный момент? Обычно так всегда и случается.
Я прислушался к себе. В лицо хлестал холодный ветер, насыщенный отработанными газами. Москва дышала углекислым газом…
Мой верный помощник, видимо, спал.
Садовое кольцо и метро «Парк культуры» я проскочил. Но когда впереди замаячило здание станции «Фрунзенская», я решил спускаться под землю. Время требовало.
Я не успел даже дойти до ступенек перед входом в метро, а мокик уже сперли. Коротко хрюкнул, запускаясь, двигатель, и кто-то проворный погнал трудолюбивый и безотказный японский механизм прочь, торопясь нырнуть куда-нибудь в боковые улочки. Эх, люди-люди… Заботятся о вас Светлые, защищают, берегут, а вы быдлом были, быдлом и остаетесь. Зверьем без совести и сострадания. Растолкать локтями, украсть, продать, набить брюхо, а там – хоть трава не расти. До чего же противно…
Через турникеты я просто перепрыгнул – в сумраке, незримой тенью. Некогда было покупать карточку и совать ее в щель магнитоприемника. Ничего, страна не обеднеет.
И по эскалатору я соскользнул, не выходя из сумрака. Вскочил на медленно ползущую ленту перил и ринулся вниз, едва успевая в вязком сером киселе переставлять ноги. От платформы как раз готовился отойти поезд; пока я соображал идет ли он в нужную сторону – двери успели закрыться. Ну, ничего, мне это не помеха. А вот поехать в центр мне совсем не улыбалось.
В вагон я вскочил прямо сквозь дверь, через сумрак. Легонько раздвинул изумленных пассажиров и возник словно бы из пустоты.
– Ой! – сказал кто-то.
– Скажите, это Москва? – ляпнул я зачем-то. Из глупого жеребячьего озорства, наверное.
Мне не ответили. Ну и ладно. Зато свободного места вокруг сразу стало заметно больше. Я взялся за поручень и закрыл глаза.
«Спортивная». Закрытые «Воробьевы горы» – поезд еле ползет; в щелях между неплотно пригнанными металлическими щитами то и дело мелькают электрические огоньки и льется серый полусвет наступающего утра. Уже рассветает…
Наконец, «Университет». Эскалатор, длиннющий и запруженный. Снова приходится ждать. Все, я точно опоздал.
Наверху было почти светло. Окончательно осознав, что к началу заседания не поспеть, я вдруг совершенно успокоился и перестал торопиться. Совсем. Добыл из кармана бусины наушников, оживил плейер с диском Антона Городецкого и пошел ловить машину.
– Время, – тихо провозгласил инквизитор. – Все, кто не успел ко сроку, ответят позже по всей строгости Договора.
Присутствующие поднялись на ноги. И Темные, и Светлые. И сотрудники Дозоров, и судьи. И Гесер, и Завулон, о котором все думали, будто его нет в Москве. И инквизитор Максим, и двое инквизиторов-наблюдателей, облаченных в серые балахоны. Все, кто собрался в башенке главного здания Московского Университета. Маленькое помещение пятиугольной формы невидимым сумеречным этажом накрывало музей землеведения, и служило исключительно для нечастых заседаний трибунала Инквизиции. В послевоенные годы сумеречные помещения строили довольно часто, это обходилось дешевле, чем постоянное противодействие ГБ и милиции, постоянно сующим нос не в свое дело. Было прекрасно видно, как на востоке из-за горизонта наползает алое сияние восхода, и с каждой минутой блекнут феерические сполохи, все еще пляшущие над зданием МГУ со времени концерта Жан-Мишель Жарра на московском юбилее. Иным следы лазерного представления будут видны еще долго, даже без входа в сумрак, где цвета блекнут и исчезают. Очень уж много людей восхищенно смотрели за красочным представлением, выплескивая свои эмоции в сумрак.
Максим, облаченный в обычный деловой костюм, а не в балахон, как другие инквизиторы, мановением руки развернул в сумраке серое полотно, испещренное пылающими красными буквами. Три десятка голосов стали нараспев читать:
«Мы – Иные. Мы служим разным силам. Но в сумраке нет разницы между отсутствием Тьмы и отсутствием Света…»
Огромному городу и огромной стране было невдомек, что почти все, кто определяет судьбы России, собрались сейчас здесь, а вовсе не в Кремле. В запущенной тесной каморке под самым шпилем здания МГУ, где прямо в лежалую пыль поставлены стулья, легкие креслица, даже пляжные шезлонги – кто что сподобился принести. Столом никто не озаботился – его и не было.
Иные не очень чтят дешевые ритуалы – суд это действие, а не действо. Поэтому никаких мантий, париков и скатертей. Лишь серые балахоны наблюдателей, но никто уже толком и не помнит почему инквизиторы иногда носят эти балахоны.
«Мы ограничиваем свои права и свои законы. Мы – Иные…»
Алые буквы Договора горели в полумраке, олицетворяя Истину и Правосудие. И звучали голоса:
«Мы – Иные…»
Три десятка голосов:
«Время решит за нас.»
Договор был прочитан и начался, собственно, трибунал. По традиции – с наименее важных дел.
Судья, один из облаченных в балахон инквизиторов, не вставая с вертящегося рояльного табурета, без всякой торжественности, вполне будничным тоном объявил:
– Дело первое. Браконьерство со стороны Темных. Введите виновную.
Даже не подозреваемую – виновную. Вина уже доказана. Свидетели лишь помогут уточнить обстоятельства и степень вины. А суд вынесет приговор. Безжалостный и справедливый.
– К сожалению, прибыли не все свидетели. Не хватает Виталия Рогозы, Иного, зарегистрированного в Николаеве, Украина, и временно зарегистрированного в Москве, отсутствующего по невыясненной причине; а также Андрея Тюнникова и Екатерины Сорокиной, погиб
суббота, 28 ноября 2009
Я помнила всё что случилось со мной за последнее, и чудовищно странное время.
Прошло всего несколько дней с тех самых пор, как я оказалась в этом извращённом мире. Да, всего лишь несколько дней назад мне отрезали голову, а такое внутреннее ощущение, что прошло месяца четыре, а то и все четыре с половиной, столько всего произошло за эти две недели, две это конечно примерно, а столько событий втиснулось, да это приамбула какая-то, когда-то мне рассказывали про приамбулу, но я мало что помню.
А вот то, что случилось за последние часы или дни моего существования помнилось с трудом. Всплывают в затуманенной памяти некие отрывочные кусочки, кажется меня потрошили планетяне, точно, сначала они понатыкали в меня трубок, различных по форме и толстости. А потом они буквально разорвали меня на куски, странно, но как-то даже и не страшно, и не фига не противно вспоминать, такие подробности, тем более что все части тела на месте, даже не одного мало-мальски заметного шрама, ни чего такого ужасного чего можно было ожидать, после жутких инопланетарных экспериментов планетян.
Хорошо ещё что я плохо помню так смутные тени в памяти, не более того.
Я лежала и смотрела в потолок, больше смотреть всё равно было некуда, разве что на стену,но что стены что потолок, разницы не было ни какой, ведь я находилась в яйце..
Ну да, тепло, уютно, если можно назвать уютным яйцо, светло, правда скучно.
Я уж начала было засыпать, но тут что-то вякнуло, за яйцевыми пределами, хрякнуло,
яйцо вздрогнуло, и как я поняла покатилось. Сначала я пыталась бежать на карачках,
но, не поспевая, повалилась и стала бултыхаться, бултыхаться как огромная картофелина, в стационарной картофелеочестителе, что в столовой завода имени Тяжелого Пресса.
А вскоре под действием центробежной, или как там её стенобежной силы, я прилипла
к матово белой яйцовой стенке, у меня всё закружило-завертелось, и я таки уснула.
Вернее потеряла сознание, а когда вновь его нашла, то обнаружила себя, лежащей
на полу, в обломках скорлупы. Несколько мелких скорлупячих осколков влезли под кожу,
я вскрикнула, испугавшись что будет больно, вот глупая, ладно бы от боли, но больно
не было, вернее было но не очень.
Свет лихорадочно мигал, что-то где-то искрилось, зяфкало и гугукало, мигающий свет
выхватывал какие-то крепежи, механизмы, трубки, веноидные нити проводов, шарнитуры.
Табличку с надписью « Осторожно кабель. 5м.», то ли кАбель, то ли кабЕль, ударения не было. Неллия стояла посреди этой киберпанкушной картины, она и правда некоторое время назад, находилась в неком яйце-контейнере, которое куда-то катилось по трубкам направляющим. Но как с любыми механизмами, с инопланетными тоже случаются аварии, так было и в этом, конкретном случае. Яйцо по неизвестной причине вылетела за приделы, ограниченные ограничителями и разбилось, освободив Нелированную особу.
Нелли была одета в несколько странного вида комбинедзон, разновидность комбинезона.
Комбинедзон был в клетчатым, в косую черно-желтую клетку, чёрным по желтому,
или наоборот, желтым по чёрному, что почти одно и тоже, а может даже и не почти.
Ноги были босяком, а на каждом ножном пальце, красовалась бирка на шнурке, на бирках
ровным счётом ни чего не было написано, да даже и не ровным, не ровным тоже не чего.
Зато они препротивно скребухали и перезвякивали при ходьбе, она попыталась
от них избавиться, но все её усилия оказались тщетными.
Прошло всего несколько дней с тех самых пор, как я оказалась в этом извращённом мире. Да, всего лишь несколько дней назад мне отрезали голову, а такое внутреннее ощущение, что прошло месяца четыре, а то и все четыре с половиной, столько всего произошло за эти две недели, две это конечно примерно, а столько событий втиснулось, да это приамбула какая-то, когда-то мне рассказывали про приамбулу, но я мало что помню.
А вот то, что случилось за последние часы или дни моего существования помнилось с трудом. Всплывают в затуманенной памяти некие отрывочные кусочки, кажется меня потрошили планетяне, точно, сначала они понатыкали в меня трубок, различных по форме и толстости. А потом они буквально разорвали меня на куски, странно, но как-то даже и не страшно, и не фига не противно вспоминать, такие подробности, тем более что все части тела на месте, даже не одного мало-мальски заметного шрама, ни чего такого ужасного чего можно было ожидать, после жутких инопланетарных экспериментов планетян.
Хорошо ещё что я плохо помню так смутные тени в памяти, не более того.
Я лежала и смотрела в потолок, больше смотреть всё равно было некуда, разве что на стену,но что стены что потолок, разницы не было ни какой, ведь я находилась в яйце..
Ну да, тепло, уютно, если можно назвать уютным яйцо, светло, правда скучно.
Я уж начала было засыпать, но тут что-то вякнуло, за яйцевыми пределами, хрякнуло,
яйцо вздрогнуло, и как я поняла покатилось. Сначала я пыталась бежать на карачках,
но, не поспевая, повалилась и стала бултыхаться, бултыхаться как огромная картофелина, в стационарной картофелеочестителе, что в столовой завода имени Тяжелого Пресса.
А вскоре под действием центробежной, или как там её стенобежной силы, я прилипла
к матово белой яйцовой стенке, у меня всё закружило-завертелось, и я таки уснула.
Вернее потеряла сознание, а когда вновь его нашла, то обнаружила себя, лежащей
на полу, в обломках скорлупы. Несколько мелких скорлупячих осколков влезли под кожу,
я вскрикнула, испугавшись что будет больно, вот глупая, ладно бы от боли, но больно
не было, вернее было но не очень.
Свет лихорадочно мигал, что-то где-то искрилось, зяфкало и гугукало, мигающий свет
выхватывал какие-то крепежи, механизмы, трубки, веноидные нити проводов, шарнитуры.
Табличку с надписью « Осторожно кабель. 5м.», то ли кАбель, то ли кабЕль, ударения не было. Неллия стояла посреди этой киберпанкушной картины, она и правда некоторое время назад, находилась в неком яйце-контейнере, которое куда-то катилось по трубкам направляющим. Но как с любыми механизмами, с инопланетными тоже случаются аварии, так было и в этом, конкретном случае. Яйцо по неизвестной причине вылетела за приделы, ограниченные ограничителями и разбилось, освободив Нелированную особу.
Нелли была одета в несколько странного вида комбинедзон, разновидность комбинезона.
Комбинедзон был в клетчатым, в косую черно-желтую клетку, чёрным по желтому,
или наоборот, желтым по чёрному, что почти одно и тоже, а может даже и не почти.
Ноги были босяком, а на каждом ножном пальце, красовалась бирка на шнурке, на бирках
ровным счётом ни чего не было написано, да даже и не ровным, не ровным тоже не чего.
Зато они препротивно скребухали и перезвякивали при ходьбе, она попыталась
от них избавиться, но все её усилия оказались тщетными.
Я ревнивое животное , я собственник , все что мое только мое ! Часто с этим проблемы ! Но не умею я делить своей с кем то а тем более с ……. Часто скандалы , хотя не понятно может и напрасны соры , если девушка дает повод для ревности то я тут причем ? А потом начинается ты мне не доверяешь ты слабак , ты меня не любишь , бла бла бла. Веди себя нормально , а не общайся со всякими лузерами , Если я тебя ревную значит ты мне не безразлична , радуйся лучше что я вообще ревную , а то обычно полная апатия ! Знаете что женщины хер я кого то из вас больше по люблю , теперь будет только жесть !!!! каждая которая будет со мной ! буду гноить в таком гамне.
ФУХ
порыв, назад пути нету!
Вот не устаю удивляться ваше умению вами сыграть роль так что бы все хлопали стоя ,то жертву играете , и ваши подруги вас потом жалеют , либо так сделаете что виноваты кругом все а не вы! Или роль победительницы. Только ведь многие забывают что вам просто разрешают играть это роль для того что бы не обижать вас ! Потому что сразу поняли что таланта у вас нету. Вы просто пустышка , которая только и умеет что говорить красиво.
Лишь сделав несколько шагов, я обнаружил всю верхушку Дневного Дозора почти в полном составе (не хватало только мага Коли и, естественно, шефа) плюс десятка полтора исполнителей среднего ранга, включая ведьмочек Анны Тихоновны, братьев-вампиров и грузного оборотня. Вся эта компания таращилась на меня, словно зеваки на сбежавшего из зверинца пингвина.
– Привет, – сказал я неожиданно весело. – А чего это вы здесь делаете, а?
«Опять меня несет, – тоскливо подумал я. – О-хо-хо…»
– Скажи, Виталий, – странно сдавленным голосом спросил Эдгар, – зачем ты это сделал?
Он на секунду отвлекся – отвадил не в меру бдительного милиционера, который наладился было в сторону подозрительной на его взгляд компании. И снова взглянул на меня:
– Зачем?
– А Темным разве нужна бессмысленная стычка? Нужны бесполезные жертвы? – вопросом на вопрос ответил я. Будто заправский одессит.
– По-моему, он врет, – агрессивно сказала Анна Тихоновна. – Может, прощупать его?
Эдгар мрачно поморщился. Мол, прощупаешь его…
Меня уже побаиваются в Дневном Дозоре! Ух ты!
– Анна Тихоновна, – проникновенно обратился я к старой ведьме. – Коготь Фафнира – это невероятно сильный дестабилизирующий элемент. Это нарушитель равновесия номер раз. Останься он в Москве – неизбежно сущее побоище. Инквизиция приняла меры, дабы это побоище предотвратить. Я, как законопослушный Иной, подчинился вердикту инквизиции и вернул Коготь. Это все, что я могу сказать.
О силе, которая поселилась во мне после контакта с Когтем, я покамест умолчал. До срока.
– Неужели вы поступили бы иначе? – добавил я, прекрасно понимая, что возражений не последует. Всем им хотелось прикоснуться к артефакту… потянуть из него сил… И все они боялись последствий такого поступка.
– Может быть, вернемся в офис? – проворчал маг Юра. – Торчим на ветру, как три тополя на Плющихе…
В словах его имелся здравый смысл – меня снова начинало знобить, а тратить попусту запасенную силу – глупо и недопустимо.
Юра при поддержке Эдгара навел экономный портал, и спустя пару минут Дозор группами поднялся на лифте в офис. Я не смог не отметить, что мой портал работал бы стабильнее и дольше. Похоже, я одолел очередную ступеньку на лестнице в никуда, когда расстался с Когтем Фафнира. Похоже, я теперь сильнее, чем все присутствующие вместе взятые. Но я по-прежнему неопытен и наивен, и главное, чему мне еще только предстоит научиться – это грамотно использовать силу.
Техники во главе с неусыпным Гэллемаром вовсю пользовали штабные ноутбуки. Когда, черт возьми, эти ребята отдыхают? Или они просто все на одно лицо?
– Что там, Гэллемер? – справился Эдгар.
– Светлые снимают посты, – бодро доложил вервольф. – Один за другим. Не меняют, а форменным образом сворачивают. И оцепление на въездах и вокзалах сняли.
– Успокоились, – вздохнула Анна Тихоновна.
– Конечно, успокоились, – буркнул Юра. – Коготь-то тю-тю. Его, небось, уже переправили в Берн. Могу поспорить.
Он был прав: несколько минут назад я почувствовал, как источник моей силы вдруг канул в сумрак и переместился куда-то далеко-далеко. Интересно, суждено мне подержать его в руках еще хотя бы разок? Не знаю…
– Убейте меня, но я не понимаю – зачем была затеяна эта возня с Когтем. Чего Братья Регина добивались? Почему работали, не известив нас? Бредятина какая-то, форменная бредятина.
– А почему вы уверены, что Братья Регина не добились своего? – спросил я невинно.
На меня взглянули, словно на ребенка, задавшего неудобный вопрос во взрослой компании.
– А ты думаешь иначе? – осторожно осведомился Юра и быстро переглянулся с Эдгаром.
– Да, – честно сказал я. – Но только не спрашивайте меня о подробностях, я их все равно не знаю. В Москве назревало серьезное нарушение равновесия в пользу Светлых. Настолько серьезное, что заволновалась Европа. Были приняты меры. Акция Братьев Регина – это кусочек мозаики, из которой в итоге сложится новое равновесие.
– Твое появление – тоже кусочек мозаики? – догадался Эдгар.
– Очевидно.
– И отсутствие в Москве Завулона? Нашего шефа?
– Вероятно.
Темные некоторое время вопросительно переглядывались.
– Не знаю, – протянула Анна Тихоновна с некоторым неудовольствием. – Странно все это выглядит. Будь у нас Коготь – мы бы быстро прижали Светлых.
– А сумели бы с ним управиться? – заметил Юра.
Анна Тихоновна снова вздохнула.
– Не знаю…
– Во всяком случае, – поразмыслив некоторое время сказал Эдгар, – у нас осталось право требовать у Светлых сатисфакции. Несколько серьезных вмешательств. То, что они творили последние двое суток, не идет ни в какое сравнение с недавними убийствами. Смерть Тюнникова вообще вернее классифицировать как несчастный случай, и пусть Гесер попробует это оспорить – трибунал от его доводов камня на камне не оставит. А браконьерша-вампир и шлюха-оборотень – не такое уж тяжкое прегрешение, шестой уровень, ну, от силы пятый. Действовали они самостоятельно, Дневной Дозор тут не при чем… Теперь мы вправе добиваться нескольких вмешательств второго, как минимум, уровня. Я так думаю… Так что все равно в конечном итоге от всех событий больше выиграл Дневной Дозор. Причем, в отсутствие шефа и его мощной поддержки.
– Погоди дуть в фанфары, – скептически заметил Юра. – Погоди.
Эдгар развел руками с видом человека, который остается при своем мнении. Он действительно верил в то, что минуту назад высказал. И его можно было понять.
Неизвестно, чем завершился бы их спор. На поясе у Эдгара тренькнул мобильник и все невольно обернулись к нему.
Это мог быть и частный звонок, и звонок технической службы. Но в офисе собрались достаточно сильные Иные. Почти все были в состоянии просчитывать вероятности и последствия простейших событий.
Звонок нес в себе жирную и ясно видимую нить. Нить к событиям исключительной важности.
Эдгар поднес трубку к уху и некоторое время слушал.
– Проводи, – велел он потом, дал отбой и вернул трубку на пояс.
– Инквизитор, – сообщил он, каменея лицом. – С официальным сообщением.
Не прошло и полминуты, как ведьмак с вахты распахнул дверь в главный офис Дневного Дозора. А еще спустя секунду в дверной проем шагнул все тот же бесстрастный инквизитор по имени Максим.
– Именем Договора, – произнес он; голос его был свободен от эмоций и любой другой окраски. Голос его был сугубо информативен и глупо было подозревать инквизитора в симпатиях к той или иной стороне. – Завтра на рассвете состоится расширенное заседание местной коллегии Трибунала под патронажем Инквизиции. Тема: ряд деяний Иных Светлых и ряд деяний Иных Темных, несовместимых с уложениями Договора. Присутствие всех оповещенных обязательно. Отсутствие оповещенного, равно как и опоздание, будет расценено как деяние, несовместимое с уложениями Договора. До начала заседания накладывается запрет на любые магические воздействия выше пятого уровня Силы включительно. Да восторжествует Равновесие.
Произнеся эти слова инквизитор неспешно развернулся, и вышел прочь. В холл, к лифтам.
Ведьмак мимолетно зыркнул на начальство и закрыл дверь. Он считал своим долгом сопроводить инквизитора к выходу.
В офисе некоторое время было тихо, даже техники за ноутбуками притихли.
– Как в сорок девятом, – тихо заметила Анна Тихоновна. – Точь-в-точь.
– Будем надеяться, – глухо сказал маг Юра. – Будем надеяться, Анна Тихоновна. Изо всех сил.
пятница, 27 ноября 2009
четверг, 26 ноября 2009
Маг стоял в центре странного вида лужи, лужа была идеально круглой формы, цвета она
не имела, это была чёрно-белая лужа, да она и не чёрной ни была, ни белой, точнее будет именно не имела, так, во всяком случае, изначально казалось, лужа было точно странной. Глубина её составляла сантиметра два, не более, а шириной метра четыре, если перевести взгляд за лужины границы, то можно было без особого напряжения глаз, увидеть её берега, они были желтявыми, в сыровьйих дырах, но всё внимание мага было привлечено вышкой.
Огромная, предназначенная для прыжков в воду вышка, она брала своё начало в метре
от края лужи, и уходила в пепельно-серебряное небо на высоту пятиэтажного дома.
Невесть что тихонько, но очень громко посмеиваясь, ловко семеня страусячими ногами
и мулатскими руками, карабкалось наверх этой самой вышки, для прыжков.
Мажина был как завороженный, он стоял и зачарованно смотрел за сим крейзи действом.
И вот Невесть что уже на верху, залезло и сняло шубейку, которая дёргалась и скуля
пыталась расползтись но ползти было особенно некуда, да и норки тянули кто куда,
так что уползти не шибко получалось.
А оно меж тем приняло кучерявую стойку, изображая Дмитрея Саутина на олимпиаде.
Потом открутило кранчик на голове, оттуда со свистом вырвался зелёный пар, в виде
головы Дммитрия Губерниева, которая срывая голос заорала.
- Друзья, вы не поверите, мы ЧЕМПИОНЫ!!!!! –
Под крик всемирно известного комментатора, Невесть что прыгнуло вниз, сделав несколько сальто, с винтом и сгруппировавшись, да ещё и в переброску, оно вонзилось в воду в считанных сантиметрах от Саруманыча, и не подняв не единой брызгочки, скрылось в бездонной глубине дух сантиметровой лужи.
Мажина осознал, что надо бежать, и побежал, бежалось не очень.
Медленно медленно, как в каком-то страшном сне, мысли бежали вроде и с нормальной
скоростью, так во всяком случае казалось, но вот ноги и другие части тела, как собственно и само тело, двигались до крайности тягуче, словно по улиточьйи. Саруманыч посмотрел под ноги, и неожиданно для самого себя осознал всю глубину и бездонность под ногами. Где-то там, в глубине появилась точка и стала неумолимо расти, явно что-то приближалось.
Маг быстро покрылся избытком влаги, что-то было огромной акулой, только с её мордой
явно было не всё в порядке, сфокусировав глаза на морде Саруманыч остолбенел,
волосы на его голове встали дыбом.
Это была морда Кеввина Костнера, открыв метровый рот тот уже был в полуметре от мага, готовясь сомкнуть чудовищные зубы и перекусить волшебника.
И это произошло, челюсти хрустнули костями мага, словно это были воображаемые
куриные хрящики, на зубах Кузьмича.
- Аааа – Заорал мажина совершенно обезумленным голосом,
и проснулся.
Лишь для того чтобы увидеть, как на него надвигается, согнувшись и хищно скрючив пальцы зомби-вампир Кеввин Костнер, а с другой стороны отсекал путь отступления, другой мертвец кот Василий,
глаза двух вурдалаков горели дьявольским огнём.
не имела, это была чёрно-белая лужа, да она и не чёрной ни была, ни белой, точнее будет именно не имела, так, во всяком случае, изначально казалось, лужа было точно странной. Глубина её составляла сантиметра два, не более, а шириной метра четыре, если перевести взгляд за лужины границы, то можно было без особого напряжения глаз, увидеть её берега, они были желтявыми, в сыровьйих дырах, но всё внимание мага было привлечено вышкой.
Огромная, предназначенная для прыжков в воду вышка, она брала своё начало в метре
от края лужи, и уходила в пепельно-серебряное небо на высоту пятиэтажного дома.
Невесть что тихонько, но очень громко посмеиваясь, ловко семеня страусячими ногами
и мулатскими руками, карабкалось наверх этой самой вышки, для прыжков.
Мажина был как завороженный, он стоял и зачарованно смотрел за сим крейзи действом.
И вот Невесть что уже на верху, залезло и сняло шубейку, которая дёргалась и скуля
пыталась расползтись но ползти было особенно некуда, да и норки тянули кто куда,
так что уползти не шибко получалось.
А оно меж тем приняло кучерявую стойку, изображая Дмитрея Саутина на олимпиаде.
Потом открутило кранчик на голове, оттуда со свистом вырвался зелёный пар, в виде
головы Дммитрия Губерниева, которая срывая голос заорала.
- Друзья, вы не поверите, мы ЧЕМПИОНЫ!!!!! –
Под крик всемирно известного комментатора, Невесть что прыгнуло вниз, сделав несколько сальто, с винтом и сгруппировавшись, да ещё и в переброску, оно вонзилось в воду в считанных сантиметрах от Саруманыча, и не подняв не единой брызгочки, скрылось в бездонной глубине дух сантиметровой лужи.
Мажина осознал, что надо бежать, и побежал, бежалось не очень.
Медленно медленно, как в каком-то страшном сне, мысли бежали вроде и с нормальной
скоростью, так во всяком случае казалось, но вот ноги и другие части тела, как собственно и само тело, двигались до крайности тягуче, словно по улиточьйи. Саруманыч посмотрел под ноги, и неожиданно для самого себя осознал всю глубину и бездонность под ногами. Где-то там, в глубине появилась точка и стала неумолимо расти, явно что-то приближалось.
Маг быстро покрылся избытком влаги, что-то было огромной акулой, только с её мордой
явно было не всё в порядке, сфокусировав глаза на морде Саруманыч остолбенел,
волосы на его голове встали дыбом.
Это была морда Кеввина Костнера, открыв метровый рот тот уже был в полуметре от мага, готовясь сомкнуть чудовищные зубы и перекусить волшебника.
И это произошло, челюсти хрустнули костями мага, словно это были воображаемые
куриные хрящики, на зубах Кузьмича.
- Аааа – Заорал мажина совершенно обезумленным голосом,
и проснулся.
Лишь для того чтобы увидеть, как на него надвигается, согнувшись и хищно скрючив пальцы зомби-вампир Кеввин Костнер, а с другой стороны отсекал путь отступления, другой мертвец кот Василий,
глаза двух вурдалаков горели дьявольским огнём.
Мажина медленно продвигался сквозь мелкокусьтья, хоронясь за стволами деревьев.
Он уже не смотрел на звёзды, они давно знали Саруманыча и по этому, запитали его
силой, силой видеть в темноте. Конечно он и без звёздной помощи, мог видеть в ночи,
но на это требовалось некоторое время для прочтения заклюнания, а его не было.
Метрах в пятнадцати от псевдо кукуки, мажина остановился и стал очень внимательно
всматриваться, выискивая заткнувшуюся кукушню. И вскоре он её обнаружил.
Как он и предполагал, это была вовсе не кукука
Палочки должны быть помпендикулярны, вдруг вспомнилось магу крылатое выражение.
Вспомнилось при виде болтающихся ног.
Оно сидело на стволе дерева предположительно Сюзорской пихте, в очень интересной,
и занимательной, немного калечащей разум позиции. Оно просто сидела и болтала
ногами, расположившись параллельно земле перпендикулярно стволу дерева.
Маг не успел осознать ни сути не видовой принадлежности существа, одно он понял
точно, силой существо владеет в полной мере, силой проникающей щупалцовки.
Суть этого понятия кратко таково, возможность передвигаться в пространстве плювая
на гравитацию, используя невидимые простому смертному щупалцы, исходящими
из живота каждого человека или любой другой мерзкой и не очень сущности.
Маг знал, что это так, но не видел их в данный момент, так как для их виденья требуется время и соответствующая настройка, чем он и занялся незамедлительно.
Он всунул мизинцы в носовые ноздри, а указательные пальцы в уховые отверстия,
стал бормотать про себя мутивулы и буремиты, а также неотрывно следить за существом.
Существо же резко, причём одним движением встало на ноги, всё также параллельно земле, и преспокойно пошла вверх, покачивая жирнявыми ягодицами и тихо мыча что-то.
К этому моменту мажина разобрал, что оно было она, наверное из-за груди, ещё он увидел что оно, голое или голая если это всеш-таки она, маг уже смог увидеть щупалцы, а она его.
Ее глаза сверкнули желтым, и она прыгнула, это был потрясающий прыжок, она пролетела
метров двадцать по параболической траектории, приём параллельно земле, словно у неё
было своё притяжение, или его не было вовсе, да нет, было, но какое-то извращённое.
Оно приземлилась, а вернее пристволтлась позади Саруманыча, тот видел, что в
неестественном положении её удерживают, те самые невидимые простым смертным,
впрочем, и не ощущаемые ими щупальцы.
Она просто пыталась, вывести из равновесия, запугать и сломить волю, ей было невдомёк с кем она имеет дело. Великий мажина это вам не Хухра-Мухра, это мажина-мажин. Он не испугался, к тому же с последним буремитом он обрёл силу щупалец, и взвился. Взвился в великолепном прыжке, крутясь в воздухе как вдоль, так и поперёк своей оси. Маг замер в несколько противоестественной позиции, явно показывая свою силу.Он стоял на голове, прямо на верхушке большого пребольшого дуба, руки расставлены в стороны, пальцы стиснуты в факи. Это произвело впечатление на существо и она засмеялась, смех был очень приятен, словно это смеялась юная актриса Клава Мурежко из Россошанского театра имени Дружбы Народов.
Мажина тоже засмеялся негромко и прерывисто, потом надул щеки и резко ударил
по ним ладонями, издав неприличный звук.
- А ты не так прост, ты не как твои друзья, хотя кот был великолепен и чуть не удрал, он слишком поздно осознал суть происходящего, слишком поздно, но будь ты хоть
трижды не так прост, тебе врятли удастся избежать их участи, ты будешь моим! –
Она сказала это странным голосом, как будто бы искаженным нойсгейтом, все звуки
как бы плавали, не в силах удерживать более-менее постоянный тембр и окрас.
- Может, для начала познакомимся? – Предложил Саруманыч.
- Хач! – Вякнуло оно и прыгнуло на мажину, кожа не её спине лопнула в дух местах,
выпустив на волю, два изогнутых, огромных, металлических бивня.
Маг резко сгруппировавшись камнем рухнул вниз, в последний миг, избежав удара.
Перевернувшись несколько раз в воздухе, он как бы оттолкнулся, от земли, подняв кучу
пыли, хотя он даже и не коснулся земной поверхности. Как бы оттолкнувшись, он
взмыл по кривой траектории и развернувшись на сто восемьдесят градусов в полёте,
прицепился спиной к дереву, удерживаясь руками и щиколодками.
- Давайте обсудим наши дела, ну нельзя же быть, столь напыщенным, и озлобленным
существом, к тому же эти стальные бивни вам совсем не к лицу! – Произнёс мажина.
Напыщенное и озлобленное сделало в воздухе петлю и приземлилась метрах в семи
от мага, бивней уже не было, зато тело оказалось сплошь покрыто фиолетовой шерстью.
- Да кто ты такой, а? – Злобно выдохнуло оно.
- Я Саурон Саруманыч Голубой, мажина и чародей, а вот ты кто такое? –
- Я Невесть что! И сейчас невесть что с тобой сделаю! –
Невесть что закрутилось юлой, да так что все пространство в радиусе трёх метров
порядком размылось. Тело, по-видимому, набрала колоссальную кинетическую мощь,
так как в момент остановки, а остановилось оно резко и неожиданно, эта самая
кинетическая мощь, сдвинула весь мир метрах в пятидесяти вокруг себя.
Несколько деревьев со страшным хрустом переломились, несколько повалились,
бесстыдно задрав обнаженные корни. Саруманыч тоже полетел наземь, хорошо что он
держался, своими щупальцами за вселенную, иначе ему пришлось бы худо.
На секунду в мажьих глазах потемнело, а когда прояснилось, то он видел как оно
или она, стало он, вернее он не видел как, и слава богу, но он видел собственно его.
Он имел чёрные тараканьи усы, а может рачачье, на месте глаз красовались пришитые
белыми нитками чёрные, четырёхдырчатые пуговицы, нос был вполне обычный,
обычно снесённый на левую сторону. На лысой голове, красовался медный кранчик
на пиливинихроновой трубке, как видно предназначенный для выпуска пара.
Новоявленный он, тело имел страусячье, однако руки вроде как человечьи из чёрной кожи, а может и из кожи мулата. На невменяемом теле была надета норковая шуба, причём воротник оканчивался мёртвой лисьей головой, сама же шуба была сшита живых норок. Сшита она была, по всей видимости добротно, так что зверьки могли только дёргаться, а разбежаться у них не было ни какой маломальской возможности.
Весь этот кордебалет мажина осознал не сразу, как и тот факт, что окружал его
уже отнюдь не лес.
Он уже не смотрел на звёзды, они давно знали Саруманыча и по этому, запитали его
силой, силой видеть в темноте. Конечно он и без звёздной помощи, мог видеть в ночи,
но на это требовалось некоторое время для прочтения заклюнания, а его не было.
Метрах в пятнадцати от псевдо кукуки, мажина остановился и стал очень внимательно
всматриваться, выискивая заткнувшуюся кукушню. И вскоре он её обнаружил.
Как он и предполагал, это была вовсе не кукука
Палочки должны быть помпендикулярны, вдруг вспомнилось магу крылатое выражение.
Вспомнилось при виде болтающихся ног.
Оно сидело на стволе дерева предположительно Сюзорской пихте, в очень интересной,
и занимательной, немного калечащей разум позиции. Оно просто сидела и болтала
ногами, расположившись параллельно земле перпендикулярно стволу дерева.
Маг не успел осознать ни сути не видовой принадлежности существа, одно он понял
точно, силой существо владеет в полной мере, силой проникающей щупалцовки.
Суть этого понятия кратко таково, возможность передвигаться в пространстве плювая
на гравитацию, используя невидимые простому смертному щупалцы, исходящими
из живота каждого человека или любой другой мерзкой и не очень сущности.
Маг знал, что это так, но не видел их в данный момент, так как для их виденья требуется время и соответствующая настройка, чем он и занялся незамедлительно.
Он всунул мизинцы в носовые ноздри, а указательные пальцы в уховые отверстия,
стал бормотать про себя мутивулы и буремиты, а также неотрывно следить за существом.
Существо же резко, причём одним движением встало на ноги, всё также параллельно земле, и преспокойно пошла вверх, покачивая жирнявыми ягодицами и тихо мыча что-то.
К этому моменту мажина разобрал, что оно было она, наверное из-за груди, ещё он увидел что оно, голое или голая если это всеш-таки она, маг уже смог увидеть щупалцы, а она его.
Ее глаза сверкнули желтым, и она прыгнула, это был потрясающий прыжок, она пролетела
метров двадцать по параболической траектории, приём параллельно земле, словно у неё
было своё притяжение, или его не было вовсе, да нет, было, но какое-то извращённое.
Оно приземлилась, а вернее пристволтлась позади Саруманыча, тот видел, что в
неестественном положении её удерживают, те самые невидимые простым смертным,
впрочем, и не ощущаемые ими щупальцы.
Она просто пыталась, вывести из равновесия, запугать и сломить волю, ей было невдомёк с кем она имеет дело. Великий мажина это вам не Хухра-Мухра, это мажина-мажин. Он не испугался, к тому же с последним буремитом он обрёл силу щупалец, и взвился. Взвился в великолепном прыжке, крутясь в воздухе как вдоль, так и поперёк своей оси. Маг замер в несколько противоестественной позиции, явно показывая свою силу.Он стоял на голове, прямо на верхушке большого пребольшого дуба, руки расставлены в стороны, пальцы стиснуты в факи. Это произвело впечатление на существо и она засмеялась, смех был очень приятен, словно это смеялась юная актриса Клава Мурежко из Россошанского театра имени Дружбы Народов.
Мажина тоже засмеялся негромко и прерывисто, потом надул щеки и резко ударил
по ним ладонями, издав неприличный звук.
- А ты не так прост, ты не как твои друзья, хотя кот был великолепен и чуть не удрал, он слишком поздно осознал суть происходящего, слишком поздно, но будь ты хоть
трижды не так прост, тебе врятли удастся избежать их участи, ты будешь моим! –
Она сказала это странным голосом, как будто бы искаженным нойсгейтом, все звуки
как бы плавали, не в силах удерживать более-менее постоянный тембр и окрас.
- Может, для начала познакомимся? – Предложил Саруманыч.
- Хач! – Вякнуло оно и прыгнуло на мажину, кожа не её спине лопнула в дух местах,
выпустив на волю, два изогнутых, огромных, металлических бивня.
Маг резко сгруппировавшись камнем рухнул вниз, в последний миг, избежав удара.
Перевернувшись несколько раз в воздухе, он как бы оттолкнулся, от земли, подняв кучу
пыли, хотя он даже и не коснулся земной поверхности. Как бы оттолкнувшись, он
взмыл по кривой траектории и развернувшись на сто восемьдесят градусов в полёте,
прицепился спиной к дереву, удерживаясь руками и щиколодками.
- Давайте обсудим наши дела, ну нельзя же быть, столь напыщенным, и озлобленным
существом, к тому же эти стальные бивни вам совсем не к лицу! – Произнёс мажина.
Напыщенное и озлобленное сделало в воздухе петлю и приземлилась метрах в семи
от мага, бивней уже не было, зато тело оказалось сплошь покрыто фиолетовой шерстью.
- Да кто ты такой, а? – Злобно выдохнуло оно.
- Я Саурон Саруманыч Голубой, мажина и чародей, а вот ты кто такое? –
- Я Невесть что! И сейчас невесть что с тобой сделаю! –
Невесть что закрутилось юлой, да так что все пространство в радиусе трёх метров
порядком размылось. Тело, по-видимому, набрала колоссальную кинетическую мощь,
так как в момент остановки, а остановилось оно резко и неожиданно, эта самая
кинетическая мощь, сдвинула весь мир метрах в пятидесяти вокруг себя.
Несколько деревьев со страшным хрустом переломились, несколько повалились,
бесстыдно задрав обнаженные корни. Саруманыч тоже полетел наземь, хорошо что он
держался, своими щупальцами за вселенную, иначе ему пришлось бы худо.
На секунду в мажьих глазах потемнело, а когда прояснилось, то он видел как оно
или она, стало он, вернее он не видел как, и слава богу, но он видел собственно его.
Он имел чёрные тараканьи усы, а может рачачье, на месте глаз красовались пришитые
белыми нитками чёрные, четырёхдырчатые пуговицы, нос был вполне обычный,
обычно снесённый на левую сторону. На лысой голове, красовался медный кранчик
на пиливинихроновой трубке, как видно предназначенный для выпуска пара.
Новоявленный он, тело имел страусячье, однако руки вроде как человечьи из чёрной кожи, а может и из кожи мулата. На невменяемом теле была надета норковая шуба, причём воротник оканчивался мёртвой лисьей головой, сама же шуба была сшита живых норок. Сшита она была, по всей видимости добротно, так что зверьки могли только дёргаться, а разбежаться у них не было ни какой маломальской возможности.
Весь этот кордебалет мажина осознал не сразу, как и тот факт, что окружал его
уже отнюдь не лес.
Семен вошел в кабинет Гесера, на секунду замер перед дверью и еле заметно покачал головой.
– Нет его в Москве. Точно.
– Глупо оно как-то, – фыркнул из кресла Игнат. – Он же в Москве должен что-то с Когтем сделать? Так какой смысл было открывать портал за пределы Москвы?
Гесер искоса поглядел на Игната. Было в его взгляде нечто загадочное, нечто такое, что хотелось с ходу назвать «высшим знанием».
– Не скажи, – тихо возразил он. – У Темного не было выбора. Либо остаться в Москве и потерять Коготь, либо убраться подальше вместе с Когтем и позже попробовать прорваться еще раз. Другое плохо – Братья все-таки сумели передать Коготь этому Темному с Украины. А он сумел нас обмануть.
Гесер вздохнул, на миг прикрыл глаза и поправился:
– Да чего уж там – нас… Меня обмануть он сумел. Меня.
Светлана, забившаяся в уголок дивана у окна, снова всхлипнула.
– Простите, Борис Игнатьевич…
Антон, до сих пор сидевший прямо, словно лом проглотил, придвинулся к ней и молча обнял за плечи.
– Не плачь, Светлана. Ты ни в чем не виновата. Если уж я не сумел предугадать действия Темного, с тебя спроса вообще никакого.
Голос Гесера был суховат, но в общем нейтрален. Светлану шефу Ночного Дозора действительно не в чем было упрекнуть – случившееся просто выходило за рамки ее теперешних знаний и навыков.
– Я не пойму только одного, – отрывисто сказала Ольга. Она сидела на пуфике, между столом Гесера и окном и нервно курила. – Если действия Темного вообще не просматривались заранее, значит, он действовал по наитию? Ничего заранее не планируя и не обдумывая?
– Получается так, – согласился Гесер. – Он предпочитает творить вероятности, нежели выбирать одну из существующих. В общем-то смелый подход, но небезопасный. Чутье может и подвести. Вот тут-то мы его и накроем.
Ненадолго повисла тишина; Семен бесшумно пересек кабинет и присел на диван, чуть в стороне от Антона со Светланой.
– На самом деле, меня озадачило другое, – Гесер мрачно достал из кармана пачку «Pall Mall». Удивленно поглядел на нее, засунул обратно в карман, и извлек оттуда же кубинскую сигару в жестяной капсуле, ножницы для срезания кончика, и огромную настольную зажигалку. Но открывать сигару не стал. – Совсем другое.
– То, что Темный легко воспользовался энергией портала и отчасти – Светланы? – сразу догадался Семен. – Так этого и следовало ожидать.
– Почему это следовало? – насторожился Гесер.
Семен пожал плечами:
– По-моему, он еще сильнее, чем мы думаем. Маскируется просто. В принципе, и я, и Илья, и даже Гарик в состоянии воспользоваться Силой Темных. При определенных обстоятельствах. И с определенными последствиями для себя.
– Но не так нагло и не так быстро, – покачал головой Гесер. – Вспомни Испанию. Когда от Темного портала пытался подпитаться Аввакум. Помнишь, чем все закончилось?
– Помню, – ничуть не смутился Семен. – Но это говорит лишь о том, что наш Темный значительно сильнее Аввакума. И ни о чем более.
Гесер несколько секунд глядел на Семена, с сомнением покачал головой, потом перевел взгляд на Светлану.
– Света, – спросил он заметно мягче, – попробуй еще разок вспомнить все, что тогда почувствовала. Только не торопись. И, пожалуйста, не переживай. Ты все делала правильно, беда лишь в том, что этого оказалось мало.
Семен удивленно поглядел на Светлану – с видом человека пропустившего самое интересное.
– То есть, как это – попробуй? Создай образ, и все дела, – посоветовал он.
– Не создается образ, – проворчал Гесер. – В том-то вся и проблема. Ерунда, а не образ формируется.
– А другой создавать пробовала? – живо заинтересовался Семен. – Абстрактный, не связанный с Темным?
– Пробовала, – ответил за Светлану Гесер. – Другой – получается. А этот – никак.
– М-да, – пробормотал Семен. – Слишком яркие и гнетущие впечатления, возможно? Помню, я лет двадцать пытался воссоздать образ воронки инферно над Рейхстагом, в момент выступления Гитлера. И все никак правдоподобия не мог добиться…
– Речь не о правдоподобии, – сказал Гесер. – Вообще нет картинки. Серая муть, словно Светлана пытается вспомнить сумеречный мир.
Антон, по-прежнему не проронивший ни слова, с надеждой глядел на Свету.
– Значит, так, – начала она. – Сперва я вообще ничего не замечала. Когда вы, Борис Игнатьевич, ушли за сбежавшим Братом, я оставалась у портала. Потом заметила, что Темные на полу зашевелились, и подпитала вашу Сеть. Темных снова придавило к полу; потом вернулись вы. И почти сразу – словно обморок: чернота перед глазами, слабость… И провал. Я на полу очнулась, когда Антон мне в лицо водой брызгал. От сил – одни воспоминания… Да не помню я ничего толком, – волшебница закусила губу, словно готова была расплакаться. Антон взглянул на нее, будто надеясь успокоить одним лишь взглядом.
– У меня нет разумного объяснения, – подал голос Илья. – Просто не на что опереться – данных мало.
– Данных предостаточно, – фыркнул Гесер. – Но у меня объяснения тоже нет… В смысле, стопроцентно верного объяснения. Догадки – есть, их еще нужно проверить. Ольга?
Ольга пожала плечами:
– Если уж тебе нечего сказать, я и пытаться не буду. Либо это маг высшего уровня, почему-то никем и никогда не зарегистрированный, либо нам морочат голову. Мне, например, до сих пор непонятно, почему не вмешался Завулон. Казалось бы, ввоз Когтя, операция исключительной важности. А он и пальцем не шевельнул, чтобы помочь своему сброду.
– Так-то оно так, – задумчиво протянул Гесер, все-таки извлек из капсулы сигару, внимательно посмотрел на нее, с наслаждением вдохнул аромат табака, и сунул обратно. – Дневной Дозор Москвы может вообще не иметь отношения к операции по ввозу Когтя Фафнира. Братья Регина вполне могут действовать на свой страх и риск. В этом случае к Завулону и претензий быть не может. А сброд его, похоже, действовал самостоятельно. Причем, не лучшим образом, иначе они не дали бы нам перехватить Братьев.
– Да что Братья, шеф! – Игнат невольно встал. – Если Темный с Украины на самом деле предназначен Когтю, то схватку в аэропорту выиграли Темные.
– Если бы Темный с Украины был предназначен Когтю, – тихо сказал Гесер, – мы бы сейчас привыкали к вечному пребыванию в сумраке. Даже мне не удалось бы никого из вас спасти. Ни-ко-го. Понятно, Игнат?
– Даже так? – спокойно осведомился Семен. – Так серьезно?
– Именно так, Семен. У меня надежда только на одно: Темный пока сам толком не понимает своей роли. Вот и мечется. Наш единственный шанс – опередить его и лишить Когтя. Тогда шансы в принципе уравниваются.
– Но как его опередить? – не унимался Игнат. – Может быть, мне попробовать с ним поговорить, убедить? Я же хорошо уговаривать умею. Только найти бы его…
– Он не сможет сидеть без дела, Коготь жжет ему руки. Темный неизбежно объявится в Москве, – Гесер встал, осмотрел подчиненных, устало провел рукой по щеке. – Все. Отдыхать. Всем отдыхать.
И повернулся к Антону.
– Антон… Не отходи от Светы. Ни на шаг. И домой не стоит ездить, ни к тебе, ни к ней. Оставайтесь здесь.
– Хорошо, Борис Игнатьевич, – впервые заговорил Антон Городецкий. Он по-прежнему обнимал Светлану за плечи.
Через десять минут, в уютной комнате для отдыха дежурных – где сейчас никого не было, Антон протянул опустошённой волшебнице плейер и наушники.
– Знаешь, – сказал он, – у меня есть что-то вроде игры. Там, на диске, очень много музыки. Разной. Я ставлю случайный выбор. Почему-то всегда выпадают нужные песни. Попробуй ты, а?
Светлана еле-еле заметно улыбнулась и приняла наушники.
– Жми вот сюда.
Она нажала. Плейер мигнул зеленым глазком, раскручивая диск; лазер скользнул по трекам, и остановился на одном из них.
– Мне снятся собаки, мне снятся звери,
Мне снится что твари, с глазами как лампы,
Вцепились мне в крылья у самого неба
И я рухнул нелепо, как падший ангел…
– «Наутилус», – сказала Светлана, чуть сдвигая наушники. – «Падший ангел». Действительно, в настроение…
– Знаешь, – подчеркнуто серьезно сообщил Антон, – считай меня суеверным, но я не сомневался, что выпадет Нау. Очень люблю эту песню.
– Давай слушать вместе, – попросила Светлана, усевшись на диван.
– Давай, – согласился Антон, и мысленно поблагодарил человека, который изобрел наушники-бусины без дужки.
– Я не помню паденья, я помню только
Глухой удар о холодные камни.
Неужели я мог залететь так высоко
И сорваться жестоко, как падший ангел?
Прямо вниз, туда откуда мы,
Вышли в надежде на новую жизнь.
Прямо вниз, туда откуда мы,
Жадно смотрели на синюю высь.
Прямо вниз…
Они долго сидели рядом, обнявшись, у каждого в ухе звучал крохотный «Наутилус». Им было и горько, и хорошо втроем – ему, ей и падшему ангелу.
– А когда я вошел в здание аэровокзала, – говорил Шагрон, – там никого уже не было. Почти на входе, чуть правее, там где багажный зал, только-только закрыли портал. Штаб Светлые уже свернули, я их еле чувствовал, на самой периферии. То ли грузились в машины, то ли уже отъехали.
– А Братья? – спросил Эдгар.
– А вот с этими вообще непонятно что. По-моему, кто-то из них погиб. Остальных Светлые иммобилизовали и взяли с собой.
– Зачем? – удивился Дениска, даже от кофе оторвался. – Почему они их на месте-то не почикали?
– Да ты что, это же Светлые! – даже растерялся от вопроса Юра. – Раз Братья сдались, то они их просто арестовали. Передадут Инквизиции, наверное… Садисты. Лучше бы сразу убили.
– По-моему, он все-таки ушел, – сказал Николай, бездумно поигрывая разряженным жезлом. Сила, еще совсем недавно заключавшаяся в жезле, за несколько мгновений растопила снег на посадочной полосе аэропорта, растопила и высушила. – А, Юр? Ты как?
– Когтя я не чувствую. Его нет в Москве.
– Но как он мог уйти? – Анна Тихоновна говорила все время поджимая губы, и от этого становилась похожей на строгую школьную учительницу. – Из лап Гесера? Не верится мне что-то.
– Не знаю, – отрезал Юра. – Но там что-то произошло.
– А не мог он воспользоваться порталом? – осторожно спросил Эдгар.
– Порталом? – фыркнул Юра. – А ты можешь пользоваться порталом?
– С трудом, – признался Эдгар. – Силенок не хватает.
– О! – со значением сообщил Юра, неопределенно ткнув пальцем в потолок. – К тому же, после стычки на бульваре наш герой напоминал выжатый лимон.
– Зато после стычки в аэропорту выжатый лимон напоминала волшебница Светлых, – невинно заметил Николай. – И пусть меня кто-нибудь попробует убедить, что она отдала силы добровольно.
– А в самом деле, – оживился Шагрон. – Если вдуматься, энергетическая картина событий во Внуково очень смахивает на вульгарный вампиризм. Все такое лиловое было…
Юра скептически покачал головой:
– Не произвел на меня хохол должного впечатления, признаюсь вам. Чтобы отъесть Силу у Светлой на глазах Гесера – надо быть по меньшей мере Завулоном. И иметь право на воздействие первой ступени…
– Какое право? – взорвалась Анна Тихоновна. – За прошедшие сутки со стороны Светлых зафиксировано три грубейших нарушения Договора, включая одно нападение с применением Силы! Светлые забыли что такое – право!
– Анна Тихоновна, – проникновенно сказал Эдгар. – Инквизиция дала Светлым очередную индульгенцию. Пока их действия направлены на возвращение похищенного артефакта – Договор приостановлен. До момента, когда Коготь Фафнира будет передан Инквизиции Ночной Дозор вправе творить все, что хочет. Собственно, мы в состоянии войны. Как в сорок девятом – вы должны помнить.
В комнате стало тихо, как в космосе.
– И ты молчал? – неодобрительно спросила Анна Тихоновна.
– А зачем было нервировать молодежь? Извини, Дениска. Мы и так в проигрышном положении. Шефа нет – раз, Коготь нам приписывают – два, да плюс еще не слишком удачные два года позади… Сколько раз мы были вынуждены уступать Светлым за эти два года? Пять, десять?
– Пораженческих настроений, значит, избегаем? – ехидно осведомился Юра. – Молчим в тряпочку? Ограждаем молодежь от пагубных влияний? Ну-ну…
– Что – ну-ну? – огрызнулся Эдгар. – Лучше бы посоветовал как быть дальше.
– Шеф тебя за старшего оставил, – равнодушно сказал Юра. – Ты и думай.
– Вы с Колей отказались, вот и назначил, – Эдгар стал угрюм и неприветлив. – Бойцы, тоже мне…
– Эй, мальчики, ну-ка заткнитесь! – Анна Тихоновна даже побагровела от возмущения. – Нашли время! Мои ведьмы и то дружнее работают!
– Ладно, проехали, – отмахнулся Юра. – Что делать дальше, спрашиваете? А ничего. Хохол не мог убраться из Москвы далеко. Коготь, я так думаю, у него. Если он ничего пока не предпринял, значит еще не время. Ждем пока он вернется. Не может он не вернуться – Коготь должен попасть в Москву в ближайшие двое суток. Иначе вероятностный пик пройдет, и он станет просто сильным артефактом, не более.
Николай одобрительно покивал.
Эдгар внимательно взглянул на магов, на одного, на другого.
– Тогда ждем, – вздохнул он. И добавил: – Да. Хитер наш хохол оказался. Хитрее Гесера.
– Не кажи гоп, – посоветовал Коля. – Так на Украине говорят…
– Анна Тихоновна, – попросил Шагрон несколько заискивая. – Велите девочкам кофе сварить? Шевелиться после всего неохота…
– Лентяй ты, Шагрон, – покачала головой Анна Тихоновна. – Ну, да ладно, уважу, раз отличился. Примером для остальных будешь.
Шагрон довольно осклабился.
К моему жуткому удивлению, в палатке всю ночь было тепло. Спали, конечно, не раздеваясь – я только куртку снял да ботинки, и забрался в предложенный спальник. Палатка принадлежала бородатому Матвею, и при желании в ней могли поместиться и трое, и четверо. Но нас было только двое. В соседней палатке, от которой нас отделяло метров двадцать, сразу после того, как все разбрелись от костра, некоторое время сладко постанывала именинница в чьих-то крепких объятиях, значит тепло было не только у нас. Странно. Мне, человеку южному, всегда представлялось, что зимой в лесу холодно и мерзко.
Я ошибся. В лесу, может, и было холодно и мерзко. Но человек умеет принести с собой тепло и уют. И приносит всюду, куда приходит. Правда, природе для этого приходится слегка потесниться, но это уже совсем другой вопрос. Отдельный…
Матвей проснулся первым. Выполз из мешка, повозился у входа с модерновыми альпийскими ботинками (не чета моим говнодавам), расшнуровал вход и выбрался наружу. Меня сразу лизнуло морозцем. И одновременно я ощутил на груди то продолговатое, что подбросили мне викинги в аэропорту. До сих пор я не взглянул на это толком, не представилась возможность.
И еще я сообразил, что за ночь ничем не подпитываемый защитный кокон истаял. От этой штуковины ощутимо веяло Силой. Даже не Силой – СИЛОЙ. Будь здесь хоть один Иной, он непременно почувствовал бы Коготь.
Я вытащил из-за пазухи продолговатый и чуть изогнутый… футляр, что ли? Вроде ножен для кинжала, только раскрывающийся на манер двустворчатой морской раковины. Если, конечно, бывают такие раковины в море, длинные – сантиметров тридцать-тридцать пять – и узкие.
Футляр был заперт в сумраке, поэтому обычный человек ни за что не сумел бы его открыть. Щурясь, и подобрался поближе к выходу и чуть откинул полог, чтоб стало светлее.
Внутри, на вишневого цвета бархате, и впрямь покоился иссиня-черный коготь какого-то огромного зверя. Он казался острым, как черкесский кинжал – с вогнутой стороны. Длинный желоб тянулся вдоль всего когтя, напоминая кровосток. Широкий край выглядел изломанным или искромсанным, словно коготь этот вырубали из чьей-то лапы очень бесцеремонно и грубо. Да, так оно, вероятно, и было.
Однако, что за зверь мог обладать таким когтем! Небось, какой-нибудь легендарный дракон. Не иначе. А разве драконы существовали? Я порылся в памяти, надеясь найти какой-нибудь ответ, и с сомнением покачал головой. Одно дело ведьмы и вампиры… это всего лишь Иные. Но драконы…
От ручья, поскрипывая по снежку, шел Матвей. С сожалением вздохнув, я на миг скользнул в сумрак, закрыл футляр, и сунул его за пазуху.
– Проснулся? – спросил Матвей, подойдя поближе.
– Ага.
– Не замерз?
– Нет. Удивительно – думал, лес, зима, значит холодно. А было тепло…
– Странные вы люди, южане! – хмыкнул Матвей. Здесь что, разве морозы? Вот в Сибири – там морозы. Знаешь как говорят? Сибиряк – это не тот, кто не боится холода, а тот, кто тепло одет!
Я засмеялся. Верно подмечено, верно! Надо будет запомнить.
Матвей тоже заулыбался в бороду.
– Вон там ручей. Можешь умыться.
– Ага, – я выбрался из палатки и совершил короткую прогулку к замерзшему ручью. В месте, где тропа подбиралась к самому бережку кто-то аккуратно разбил лед; за ночь полынью опять прихватило тонким и почти прозрачным ледком, но Матвей его снова пробил. Вода была холодная, но не настолько чтобы даже моя теплолюбивая душа побоялась плеснуть несколько горстей в лицо. Умывание меня взбодрило, сразу захотелось что-то делать, куда-то бежать…
А, может, это и не умывание вовсе. Вчера я выложился перед аэропортом, почти полностью. И чувствовал себя соответственно. Потом хапнул Силы из портала и у волшебницы чуть-чуть взял, но снова почти все истратил. А за ночь я, похоже, подпитался от Когтя.
Сила его была правильной, темной. Энергия светлых не доставила мне особой радости, это была непокорная и чужая сила. А Коготь – словно прикосновение матери для младенца. Его дыхание казалось чем-то сокровенным и до боли родным.
Я чувствовал себя в силах своротить горы.
– Вы когда сниматься собираетесь? – спросил я, вернувшись к палатке. Точнее даже не к палатке, а к костру – Матвей колол дрова. Рядом вертелись обе собаки, плотоядно зыркая на висящий над кострищем котелок.
– Да, вот, проснется народ, плов разогреем, тяпнем еще для сугреву надцать грамм, и снимемся. А что? Торопишься?
– В общем, неплохо бы поторопиться, – расплывчато сказал я.
– Что ж… Торопишься – иди. Куртку себе оставь… Я тебе Степкин адрес дам, потом как-нибудь занесешь.
Знал бы ты, кому помогаешь, человече…
– Матвей, – сказал я негромко. – Я всерьез сомневаюсь, что у меня будет возможность искать Степку. Спасибо, я не замерзну.
– Не дури, – Матвей выпрямился, держа топор в вытянутой руке. – Не вернешь, значит не вернешь. Здоровье дороже.
Я постарался, чтобы улыбка получилась у меня мудрой и печальной.
– Матвей… Хорошо, что никого нет. Вообще-то я не человек.
Глаза бородача сразу стали скучными. Вероятно, он решил, что я из свихнувшихся контактеров или еще каких экстрасенсов. Что ж… Докажем.
Обе псины враз утратили жизнерадостность и, поскуливая, кинулись под ноги Матвею. Я поднял со снега еле заметную утреннюю тень и ушел в сумрак.
На Матвея, выпучившего глаза, смешно было смотреть. Он растерянно уронил топор, угодивший по лапе ньюфаундленду, и бедная собака оглушительно вякнула.
Матвей меня не видел. И не должен был видеть.
Я стянул куртку; ее Матвей тоже не увидит до тех пор, пока я не выброшу ее из сумрака. Нашарив в кармане рубашки деньги, я сунул две стодолларовых купюры в карман куртки. И метнул ее Матвею.
Матвей вздрогнул, неловко подхватил куртку, что по его разумению неожиданно возникла прямо из воздуха и огляделся. Если честно, выглядел он несколько жалко, но я чувствовал: без подобной демонстрации мне его нипочем не убедить.
Ну не хотел я уносить с собой ничего чужого, даже эту паршивую куртку. У тех, кто не спрашивая помогает полураздетому незнакомцу, что выбрел ночью на костер, не нужно брать ничего, если можно без этого обойтись. Куртка ладная, и явно недешевая. Не хочу. Я – Темный. Мне не нужно чужое.
Из сумрака я вышел за спиной Матвея. Тот продолжал слепо таращиться в пустоту.
– Я здесь, – сказал я и Матвей резко обернулся. Теперь глаза у него были совершенно чумовые.
– А-а-а… – протянул он и умолк.
– Спасибо. Я действительно обойдусь без куртки.
Матвей кивнул. У него явно пропала всякая охота возражать. По-моему, он был сильно озабочен тем, что провел целую ночь в палатке наедине с неким монстром, способным исчезать из виду. И неизвестно – на что способным кроме этого.
– Ты вот что скажи: как отсюда уехать?
– Там, – Матвей махнул рукой в сторону тропы, по которой я пришел. – Электричка. Уже ходит.
– А шоссе там нет? Я бы лучше на попутке.
– Есть шоссе. Сразу за железкой.
– Замечательно! – обрадовался я. – Ну, бывай! Еще раз спасибо. Поздравь именинницу от меня… и вот что… передай-ка ей…
Удивительно, как легко мне удалось это несложное, но незнакомое заклятие. Я запустил руку за спину, коснулся обледенелой ветки, обломил… и протянул Матвею живую, только что срезанную с куста розу. На зеленых листочках дрожали капли росы, пламенели алые лепестки. Очень красиво смотрится свежая роза в заснеженном лесу!
– А… а… – прошептал Матвей, машинально принимая цветок. Интересно, вручит имениннице, или закопает в сугроб от греха подальше, чтобы не вступать в долгие и странные объяснения?
Но выяснять я не стал. Снова ушел в сумрак. Не хотелось тащиться по морозу. И что было хорошо вчера, когда я думал, что убегаю от Гесера, не годилось для меня сегодняшнего, отдохнувшего и полного сил.
Что-то я еще забыл… Ах, да! Шапка. Она ведь тоже не моя, и до сих пор на мне. Бросим ее на куртку… И в путь.
Я двигался прыжками по сто-двести метров. Открывал слабенькие портальчики в пределах видимости, и шагал, словно великан, проглатывая расстояния.
Днем просека выглядела совсем буднично, все волшебное очарование пропало безвозвратно. Не зря все-таки истинные романтики и свободолюбцы – Темные – избрали своим временем Ночь. Ночь, а вовсе не день, когда вся грязь и весь мусор настырно лезут в глаза, когда видно – какие наши города неприглядные и захламленные, когда на улицах полно бестолковых людей, а на дорогах – полно смрадных машин. День – время уз и цепей, обязанностей и правил, а Ночь – время Свободы.
Свободы, которую истинному Иному просто не на что менять. Ни на эфемерный Долг, ни на служение дешевым расплывчатым идеалам, придуманным кем-то задолго до тебя. Все это миф, фикция, «ucho od sledzia», как говорят братья-поляки. Есть только Свобода, для всех и каждого, и есть только одно ограничение: никто не вправе ограничивать Свободу других. И пусть хитрецы и лицемеры Светлые отыскивают в этом кажущиеся парадоксы и противоречия – все, кто Свободен, прекрасно уживаются со столь же Свободными и нисколько друг другу не мешают.
Машину пришлось останавливать как Иному – почему-то человека без верхней одежды никто не хотел подбирать. Пришлось легонько коснуться сознания очередного водителя навороченной девятки цвета «мокрый асфальт».
Естественно, он притормозил.
За рулем сидел коротко стриженный парень лет двадцати пяти, начисто лишенный шеи. Голова как-то просто и очень естественно примыкала к корпусу. Глаза были пустые; в общем парень очень напоминал героя анекдота – боксера «а еще я туда ем». Зато рефлексы у него оказались фантастические. Я сильно подозреваю, что он смог бы вести машину даже потеряв сознание.
– А? – сказал он мне, когда я устроился позади, по соседству с его необъятной кожаной курткой.
– Едь-едь. В Москву. На Тверской меня высадишь.
И снова чуть-чуть коснулся его через сумрак.
– А… – сказал парень и тронул девятку. Несмотря на скользкую дорогу и вынужденный ступор, гнал он за сотню. Машина слушалась отменно, резина на ней какая-то особенная, что ли?
В Москву мы въехали откуда-то с северо-запада, вырулив на Волоколамское шоссе. Поэтому проскочили полмегаполиса очень быстро, и ехали почти все время прямо. До самого офиса Дневного Дозора на Тверской.
Хорошо, что мне попался замечательный водитель, да трасса располагала поглубже утопить акселератор. Вдобавок, мы очень удачно зацепились за зеленую волну.
Когда мы проезжали мимо Сокола, я понял, что меня засекли.
Меня, и Коготь.
Но догнать в утренней Москве мчащуюся прямо и без перестроений «девятку» – вещь почти нереальная.
На Тверской я вышел, сунув бесшеему автогонщику сотку в ладонь. Рублей, не долларов.
– А? – выдохнул он и принялся озираться. Конечно, он ничего не запомнил, и теперь скудным своим интеллектом пытается разрешить почти неразрешимую задачу: как с подмосковной трассы он перенесся в самый центр Москвы?
Я не стал ему мешать, и оставил наедине с неразрешимой задачей.
Рефлексы у него все же на зависть: «девятка» тронулась почти сразу. Но лицо парня с приотвисшей челюстью было обращено к боковому стеклу. Так он и исчез из виду. А я пересек улицу направился ко входу в офис.
На проходной было очень сильно накурено. Магнитофон, филипсовский «Бум-бокс», негромко играл какую-то песню. Мелодия была тягучей и мощной, голос таким хриплым и низким, что я не сразу узнал Бутусова:
– Холоден ветер в открытом окне,
Длинные тени лежат на столе,
Я таинственный гость в серебристом плаще,
И ты знаешь зачем я явился к тебе.
Дать тебе силу,
Дать тебе власть,
Целовать тебя в шею,
Целовать тебя всласть!
Юнец-вампир, блаженно щурящийся и одними губами подтягивающий припев, при виде меня потерял дар речи. Второй дежурный, столь же моложавый маг-алхимик, уже тараторил доклад в телефонную трубку.
– Вас ждут, – сообщил он. – На девятом.
Вампир хоть дар речи и потерял, но лифт все же вызвал.
А я внезапно почувствовал, что в лифт заходить, и тем более подниматься мне никак нельзя. Нельзя, и все тут.
– Передайте, что я жив и у меня все в порядке. Но я спешу, – сказал кто-то-внутри-меня.
Я вышел назад на Тверскую.
Снова меня «несло». Я не колебался – свернул налево. К Красной площади.
Я еще не знал, что меня туда гнало и зачем. Но этой заключенной во мне силе я мог только повиноваться. И еще я чувствовал, как ожил, задышал Коготь Фафнира.
Каждая пядь земли, каждый квадратный сантиметр асфальта был здесь пропитан магией. Старой, въевшейся в камень зданий, в дорожную пыль.
Красной громадой высился чуть справа исторический музей. Я даже не знал – действует ли он ныне, или ввиду в очередной раз сильно изменившейся истории многострадальной России превращен во что-нибудь вроде казино. Впрочем, нет времени выяснять. Я прошел мимо.
Булыжник Красной площади, помнивший и кровь Лобного места, и неспешный шаг царей, и сапоги революционных солдат, и гусеницы советских бронетанковых монстров, и ряды первомайских колонн, казался воплощением московской незыблемости. Этот город стоял и будет стоять, и ничто – ни дрязги обычных людей, ни даже вечная пикировка Дозоров – не в силах поколебать это спокойное величие.
Я вышел на площадь и огляделся. Чуть слева бурлил ГУМ. Справа высилась зубчатая стена Кремля; перед ней пирамидкой возносился мавзолей. Уж не туда ли меня влечет?
Нет, не туда. Ну и хорошо. Как бы ни относились к бывшему вождю в России, грешно нарушать покой умерших. Причем умерших навсегда и бесповоротно – не был он Иным… и хорошо, что не был.
Я шел по площади, не ускоряя шага. Несколько аспидных членовозов вырвались с территории Кремля и канули в переулки. Безмолвно поздоровалось со мной Лобное место. Провели взглядами гражданин Минин и князь Пожарский. Дохнул расписными головами храм Василия Блаженного.
Сила. Сила. Сила…
Здесь ее было столько, что выложившийся Иной мог бы восстановиться в считанные мгновения.
Но никто и никогда ничего подобного не сделает. Потому что это чужая сила. Ничья. Непокорная и неподвластная. Сила минувших столетий. Сила низвергнутых царей и генсеков. Тронешь – развеет.
Я огляделся – в который раз.
И заметил его.
Инквизитора.
Инквизитора не спутаешь ни с кем – ни со Светлым, ни с Темным, ни, тем более, с обычным человеком.
Инквизитор смотрел на меня, в упор, и непонятно, почему я заметил его только сейчас.
Он был один, совершенно один, вне всяких суетных силовых раскладов, альянсов и договоров. Он олицетворял Справедливость и Инквизицию. Он хранил Равновесие. Надо ли спрашивать, зачем он здесь?
Я подошел почти вплотную.
– Ты правильно сделал, что не ослушался, – сказал Инквизитор.
Я откуда-то знал: его звали Максимом.
Он протянул руку и велел:
– Коготь.
В голосе его не было ни капли властности, ни тени нажима. Но я не сомневался, что этому голосу подчинился бы каждый, вплоть до шефа любого из Дозоров.
Я медленно, с нескрываемым сожалением полез за пазуху.
Коготь бурлил, перемалывая окрестную Силу. Едва он оказался в моей руке, меня захлестнула тугая волна; в каждую клеточку врывалась дареная Когтем мощь, весь мир, казалось, готов был рухнуть на колени и покориться. Мне. Обладателю Когтя Фафнира.
– Коготь, – повторил инквизитор.
Он не добавил ничего вроде просьбы воздержаться от глупостей. Инквизиция выше бессмысленных советов.
Я все еще колебался. Разве возможно добровольно отдать средоточие такой неиссякаемой силы? Да такой артефакт – мечта любого Иного!
Я машинально отметил перераспределение энергии – неподалеку открылся Светлый портал. Конечно же, это был Гесер, шеф Ночного Дозора Москвы.
Инквизитор на появление неожиданного свидетеля не прореагировал. Никак. Словно никакой не открывался портал и из сумрака никто не выныривал.
– Коготь, – повторил инквизитор в третий раз. В третий, и в последний. Больше он не проронит ни слова. Я это знал.
А еще знал, что даже если рядом появятся все Темные Москвы – дергаться не стоит. Они мне не помогут. Наоборот – встанут на сторону Инквизитора. Интриги вокруг Когтя могли длиться, лишь пока на сцену не вышли хранители Договора собственной персоной.
Зажмурившись, я зачерпнул Силы сколько смог в себе удержать, чуть не захлебнулся от напряжения, и дрожащей рукой протянул футляр с артефактом инквизитору. Одновременно я угадал смутное и с трудом сдерживаемое желание Гесера рвануться и завладеть Когтем. Но, естественно, шеф Ночного Дозора даже не шелохнулся. Опыт – это в первую очередь умение сдерживать мимолетные порывы.
Инквизитор взглянул на меня. Наверное, я должен был прочесть в его взгляде удовлетворение и одобрение: молодец, мол, Темный, не стал трепыхаться, послушался, умница.
Но ничего подобного я в глазах инквизитора не увидел. Ни-че-го.
Гесер с неподдельным интересом взирал на нас.
Неторопливо упрятав футляр с Когтем во внутренний карман пиджака, инквизитор, не прощаясь, канул в сумрак. Я сразу перестал его чувствовать. Сразу. У Инквизиции свои пути.
– Ха! – сказал Гесер, глядя куда-то в сторону. – Дурак ты, Темный.
Потом задержал взгляд на мне, вздохнул, и добавил:
– Дурак. Но умный. И это замечательно.
И тоже ушел, на этот раз тихо, без портала. Его я еще некоторое время чувствовал в глубинных слоях сумрака.
А я остался на Красной площади, на пронизывающем ветру, один, без Когтя, к мощи которого успел привыкнуть, без теплой одежды, во все том же свитере, брюках и ботинках, и волосы мои ерошились, как у киношного героя в сольном эпизоде. Только зрителей, способных оценить удачный кадр, не было – Гесер, и тот отбыл восвояси.
– Ты и впрямь дурак, Виталий Рогоза, – прошептал я. – Умный и послушный дурак. Впрочем, может быть только поэтому ты до сих пор жив?
Но тот, кто внутри меня, неожиданно шевельнулся и успокоил: все идет как надо. Ты поступил правильно, избавившись от Когтя Фафнира. Меня захлестнула такая блаженная и такая непоколебимая уверенность в собственной правоте, что даже ветер перестал казаться холодным и пронизывающим.
Все отлично. Все правильно. Детям негоже играть с атомными бомбами.
Я передернул плечами, развернулся, и зашагал в сторону Тверской.
Лишь сделав несколько шагов, я обнаружил всю верхушку Дневного Дозора почти в полном составе (не хватало только мага Коли и, естественно, шефа) плюс десятка полтора исполнителей среднего ранга, включая в
среда, 25 ноября 2009
Как же закостенели Светлые в своей праведной борьбе! У них даже не возникло мысли просто договориться с нами – они с ходу ринулись в атаку.
Я чувствовал, что Темным приходится туго. Кажется, вмешался шеф Ночного Дозора,
Гесер. И минимум еще двое очень сильных магов находились сейчас там, у подруливающего к стояночной площадке самолета.
И тут сквозь стену аэровокзала прорвались четверо. Конечно, все они были Иными. Все, как на подбор, высокие и плечистые, светловолосые и голубоглазые. Эдакие классические викинги рубежа двадцатого и двадцать первого веков. В одинаковых «алясках» и с одинаковыми сумками. Непокрытые волосы были взъерошены, и что-то мне подсказывало: виноват в этом вовсе не ветер.
Почему они оставались в человеческом, а не в сумеречном облике я сразу и не понял. Лишь когда посмотрел на них в человеческом мире и растерянно рассмеялся, то дошло – сумеречный облик, подсознательная мечта Иного, может быть очень разным…
Они шли, почти бежали, через зал, мимо меня, к выходу. Туда, где ярким световым пятном выделялась перед зданием аэровокзала автостоянка.
Мимо меня.
Едва они поравнялись со мной, справа вдруг вспух темно-синий цветок размером с грузовик «Урал». Всех, кто находился в сумраке, швырнуло наземь.
Лежа на спине, я приподнял голову – синяя вуаль, похожая на исполинскую медузу-аурелию, колыхаясь, висела в воздухе. Но я чувствовал – там, за призрачной завесой сейчас что-то произойдет.
Я угадал – в синей мгле открылся портал. Рядом, за прозрачной перегородкой, в багажном зале. Ослепительно-белым сиянием резануло по глазам, и в сумраке стало ненормально светло, хотя по-прежнему напрочь отсутствовали тени. Это было до жути странное зрелище – невыносимо яркий свет, и ни намека на тень.
Светлых было двое. Шеф Ночного Дозора и молодая симпатичная женщина. Волшебница весьма впечатляющей силы.
– Вы в моей власти, – громко сказал Гесер, исполняя короткий экономный пасс. – Встаньте!
Обращался он к викингам. На меня, валяющегося ближе всех к порталу, Светлые внимания не обращали.
Один из викингов что-то зло и отрывисто сказал по-английски. Гесер ответил. Я мрачно пожалел, что не понимаю ни слова. Потом викинги встали. И послушно направились к порталу. Я наладился подниматься, и даже успел встать на четвереньки.
Когда третий из викингов поравнялся со мной, четвертый вдруг резко ушел глубже в сумрак.
Гесер среагировал сразу же – набросил на оставшихся Сеть и исчез. Волшебница осталась.
Оставшихся викингов пригвоздило к месту. И меня – прямо с четверенек я снова распластался на полу, на этот раз лицом вниз. Словно лягушка на автостраде. Такое впечатление, что на меня рухнула бетонная плита с проехавшего самосвала – ни вдохнуть, ни пошевелиться. И, черт побери, что-то невыносимо давит в грудь, что-то продолговатое, и слегка изогнутое.
Лежать носом в пол было малоприятно; я напрягся и повернул голову.
И встретился взглядом с лежащим рядом викингом.
Мороз продрал меня так, как не умеют студить московские зимы.
«Ты!»
«Я…»
«Ты Иной!»
«Да…»
«Ты служишь Тьме…»
«Наверное…»
«Сохрани это!»
«Что?»
Но викинг уже закрыл глаза. Безмолвный диалог длился мгновения.
Что сохранить-то? Эту хреновину, что мозолит мне ребра?
Волшебница на всякий случай обрушила на нас еще одну плиту – викинги сдавленно захрипели, и из моей груди вырвалось что-то подобное стону.
А потом я подумал: а какого черта?
Закрыл глаза, сосредоточился в поисках Силы… и ощутил рядом практически неисчерпаемый источник: все еще открытый портал.
Ну и ну, до чего же все просто! Восстановить потраченные на Страстном силы – дело всего лишь нескольких секунд. А то, что портал Светлый – меня ничуть не смущало, природа Силы все равно схожа.
И я стал впитывать мощь портала. Потихоньку, чтобы Светлая не сразу поняла что происходит.
Для начала я слегка отпихнул тяжесть с себя – получилось, причем не могу сказать, чтобы это было слишком уж трудно. Потом я взял то, что находилось подо мной, в кокон. И убрал за пазуху, по-прежнему копошась на полу. Волшебница, кажется, заволновалась.
Я уже приготовился вставать, но тут вернулся Гесер; он весь истекал белым сиянием, как ангел в представлении пейзанина. Одной рукой он держал за плечо безвольного и покорного беглеца-викинга. Шаг, другой – и отпущенный викинг тряпичной куклой падает рядом со своими товарищами. Но вместо радости на лице Гесера я увидел нечто иное.
– Где Коготь?
Он мельком взглянул на волшебницу; та обеспокоено втянула голову в плечи – я почувствовал, как она сканирует всех нас разом.
Нет, девочка. Мой кокон тебе не прошибить!
И Гесеру его не прошибить. Это я вам точно говорю, с высоты очередной ступеньки.
Но Гесер, не теряя времени, приблизился ко мне.
– Опять ты…
В его голосе я не уловил ненависти. Только безграничную усталость.
Я встал, и зачем-то отряхнул одежду.
– Я.
– Ты меня удивляешь, – признался Гесер, буравя взглядом мою персону. – Удиви еще раз. Верни Коготь.
– Коготь? – я картинно заломил бровь. – Ты о чем, коллега?
Гесер сжал зубы – я ясно видел, как шевельнулись челюстные мышцы на скулах.
– Хватит ломать комедию, Темный. Коготь у тебя, больше ему быть негде. Я перестал его чувствовать, но это дела не меняет. Сейчас ты отдашь коготь мне, и – повторяю второй раз – уберешься из Москвы навсегда. Учти, ты первый, кому я вторично предлагаю убраться с миром. Первый за очень-очень много лет. Я понятно изъясняюсь?
– Куда уж понятнее, – проворчал я, прикинул собственные силы, и решил, что игра стоит свеч.
Мысленно потянувшись к ничего худого не подозревающей волшебнице, я зачерпнул у нее силы сколько смог, пока она не опомнилась – добавил из портала, и все это быстро, как мог быстро.
И открыл свой портал. Прямо у себя под ногами. Одновременно я вышел из сумрака.
В общем, если бы я стоял на крышке канализационного люка, и крышка внезапно исчезла бы, эффект получился бы сходным. Я просто провалился – для Гесера и остальных. Провалился, и исчез.
От Гесера подпитываться я не рискнул – что-то подсказало: не стоит пока с ним тягаться. Ты можешь создать кокон, куда Гесеру не заглянуть без подготовки. Ты можешь таскать энергию у волшебницы, которая вполне вероятно станет Великой – это откровенное мальчишество, и может пройти только один раз. Но ввязываться в открытую стычку с шефом Ночного Дозора – рановато тебе пока, Виталий Рогоза, Иной, Темный.
Скажи спасибо, что благополучно унес ноги.
Я сказал «спасибо» и рухнул в сугроб с высоты нескольких метров. Вокруг было темно. Почти темно. Только луна над головой. А вокруг простирался лес.
Я находился на просеке, прямой, как проспект Ленина в Николаеве. Широкой, метров пятнадцать просеке. Слева стена леса, справа стена леса, а впереди, над серебрящейся полосой нетронутого снега – Луна. Почти полная.
Это было красиво, безумно красиво – лунная просека, ночь, снег… Я даже полюбовался бы вволю.
Но я начал мерзнуть.
Кое-как выбравшись из сугроба, я огляделся. Снег продолжал казаться нетронутым. Но где-то вдали я различил характерный перестук колес пригородной электрички.
М-да. Маг хренов. Повелитель темных порталов. Портал открыть – открыл. А куда ему замкнуться – не озаботился. И вот результат: один, в жалком свитере (в смысле – без куртки и шапки) в зимнем лесу.
Злясь на себя, а нащупал за пазухой продолговатое и твердое, решил пока кокон не снимать, и побрел навстречу Луне. По дивной снежной целине лунной просеки.
Очень скоро я понял, что идти по сугробам – удовольствие сомнительное. Пришлось забирать к лесу – я здраво рассудил, что у деревьев снега должно быть поменьше.
К моему собственному изумлению я оказался прав на двести процентов. Во-первых, сугробов у кромки леса и впрямь не нашлось, да плюс во-вторых нашлась тропинка. В меру утоптанная. В тени я ее раньше просто не замечал.
Кто-то из древних сказал, что дороги всегда ведут к тем, кто их строил. Да и не оставалось у меня другого выхода. И я пошел по тропинке. Пошел, а потом побежал, чтобы согреться.
«Буду бежать, пока не устану, – подумал я. – А потом пойду в сумрак… греться.»
Надеюсь, у меня хватит сил, и на бег, и на сумрак.
Бежал я минут пятнадцать; ветра не было совершенно, поэтому я даже слегка разогрелся. Просека все тянулась и тянулась, снег все серебрился и серебрился. Здесь не мне, здесь уместнее было бы бежать какому-нибудь древнему витязю в куртке мехом наружу и с зачарованным мечом при поясе. И с верным прирученным волком в нескольких шагах впереди…
Едва я подумал о волке, откуда-то слева донесся лай. Собачий. Волки взлаивают иначе. Да и то не зимой.
Я остановился и пригляделся. Теплый оранжевый свет мерцал среди деревьев; помимо лая донеслись и голоса. Голоса людей.
Раздумывал я недолго. Прошел еще чуть-чуть вперед, достиг ответвляющейся в направлении костра тропинки и свернул.
Скоро на меня выскочили сразу две собаки – белая, почти неразличимая на фоне снега карельская лайка – хвост бубликом, и черный, как смоль, мохнатый ньюфаундленд. Лайка брехала звонко, что твой колокольчик; ньюф глухо бухал: «Буафф! Буафф!»
– Петро! Ты? – донеслось от костра.
– Нет, – с сожалением отозвался я. – Это не Петро. Погреться можно?
По правде говоря, я собирался в первую очередь вовсе не греться. Я хотел выяснить где нахожусь. Чтобы не брести наугад через лес, а выйти прямо к электричке.
– Давай сюда! Собак не бойся, не тронут!
Собаки действительно не тронули. Лаечка настороженно бегала на постоянной дистанции метра в четыре, а ньюф просто подкатился к ногам, обнюхал ботинки, фыркнул и убежал к костру.
Людей у костра насчитывалось больше десятка. На длинной цепи, перекинутой через толстый горизонтальный сук ближайшей сосны, висел объемистый котелок, в котором что-то многообещающе булькало. Народ сидел на двух бревнах, у большинства в руках наблюдались железные кружки, и кто-то как раз открывал очередную бутылку водки.
– О как! – сказал бородатый, похожий на геолога парень, когда я вышел из темноты на свет. – В свитерке!
– Извините, – вздохнул я. – У меня мелкие проблемы.
– Садись, – тут же подвинулся кто-то. Меня усадили чуть ли не силой и мгновенно сунули в руки кружку с водкой.
– Давай!
Ослушаться я не решился. Горло обожгло, но уже спустя несколько секунд я окончательно забыл, что на дворе зима.
– Степа! У тебя куртяк вроде был? – продолжал распоряжаться бородатый.
– Был, – подтвердили с противоположного бревна, и кто-то резво убежал чуть в сторону, где в промежутках между деревьями чернели натянутые палатки.
– А у меня шапка есть, – сказала пухленькая девчонка с косичками как у школьницы. – Сейчас…
– Ты давно мерзнешь? – спросил меня бородатый.
– Да не очень. Минут двадцать всего. Только не спрашивайте – как я здесь оказался.
– Не будем, – пообещал бородатый. – Счас плов сготовится. Мы тут до завтра. Переночевать найдем где, и спальник лишний найдется. Ну, а завтра в Москву. Можешь с нами, можешь без нас.
– Спасибо, – сказал я. – С удовольствием.
– У нас тут день рождения, – объяснил мне Степа, приближаясь со сине-зеленой лыжной курткой в руках. – Вот, держи.
– Спасибо, ребята, – поблагодарил я искренне. В основном даже не за радушие и гостеприимство, а за отсутствие излишних вопросов.
Куртка была теплая. Теплее, чем с виду.
– А чей день рождения-то? – поинтересовался я.
Одна из девушек прекратила целоваться с очередным бородатым ухажером.
– Мой, – сообщила она. – Меня зовут Тамара.
– Поздравляю, – сказал я; получилось несколько уныло. Я всерьез пожалел, что совершенно нечего подарить, а совать стобаксовую купюру постеснялся. Вышло бы что-то вроде моих щедрых гостиничных чаевых, только сменивших порядок для приличия…
– Тебя как звать-то? – спросил бородатый номер один. – Меня – Матвей.
– Виталий, – я пожал протянутую руку. – День рождения в зимнем лесу – первый раз в таком участвую.
– Все когда-нибудь случается в первый раз, – философски заметил Матвей.
Снова залаяли собаки и унеслись в темноту.
– Ну, это-то хоть Петро? – спросила именинница с надеждой.
– Петро, ты? – заорал Степа неожиданно звучным баритоном, совсем непохожим на голос, которым он общался.
– Я! – донеслось из леса.
– Шампусик несешь? – крикнула Тамара.
– Несу! – радостно подтвердил Петро.
– Ура-а-а! – хором закричали все присутствующие девушки. – Ура Петру, спасителю!
Украдкой я нащупал за пазухой чехол. Видимо, скрывающий в себе таинственный Коготь Фафнира. И подумал, что до утра можно расслабиться и окунуться в размеренное течение чужого праздника. Народ у костра подчеркнуто не обращал на меня внимания – как одному из своих подливали в кружку, потом наделили тарелкой дымящегося плова. Словно к ним на огонек каждую ночь выходит из леса полураздетый путник.
Очень жаль, что среди них не было ни единого Иного. Даже неи
нициированного.
понедельник, 23 ноября 2009
Проснулся я когда осознал – меня зовут. Зовут, словно вампиры жертву. Еще не вполне очнувшись я встал и нашарил на стуле одежду.
Зов был сладостным и манящим, он обволакивал, ласкал, подталкивал, ему невозможно, совершенно невозможно было сопротивляться. Он звучал то как музыка, то как пение, то как шепот, и в любой ипостаси он был совершенством, отражением моей собственной души.
И – как удар под коленки – толчок на следующую ступень.
Зов сразу перестал надо мной властвовать, хотя звучать не перестал. Я уронил брюки и мелко затряс головой.
Больно-то как…
Гипнотическая патока медленно вытекала из меня. Вытекала, и проваливалась куда-то под пол. Отработанная светлая энергия, потускневшая сила.
Я вдруг отчетливо понял, почему жертвы вампиров подставляют шеи с улыбкой на устах. Когда звучит Зов – они счастливы. Они всю жизнь шли к этому сладостному мигу, и жизнь по сравнению с ним – пуста и сера, как мир в сумраке.
Зов – это своего рода подарок. Освобождение. Только мне пока рано освобождаться.
Не знаю уж почему, но новое мое умение на этот раз заключалось в невосприимчивости к магическому Зову. Я его слышал, понимал, но продолжал полностью контролировать себя. Ну, и, понятно, отгораживал сознание от зовущего, чтобы тот не заподозрил, что жертва из сомнамбулы превратилась в охотника.
«В охотника? – переспросил я сам себя. – Хм…»
Значит, предстоит охотиться. Что ж, интересно.
Зов продолжал звучать.
«Ну и ну, – подумал я. – Это ж резиденция Дневного Дозора. Тут же все пропитано магией. Тут защита такая – что ой-ей-ей. И Зов действует… действовал?»
Светлые изрядно потратились на этот трюк. И на то, чтобы скрыть его от посторонних глаз. Их счастье, что шефа Дневного Дозора нет в Москве – его обмануть Светлым не удалось бы никакими силами.
Тем временем я спокойно оделся, с грустью подумал, что мечта сходить в ресторан и слопать горячей солянки, а потом чего-нибудь вроде утки в вишневом соусе снова откладывается на неопределенный срок, поставил пару-тройку слабеньких охранных заклятий, и вышел из номе… Ах, да, из квартиры. Здесь это называется квартирой, так что не будем нарушать традиций. Плоский блин «Плейера», конечно же, был пристегнут к поясу; я сунул в уши маленькие бусины наушников и нахлобучил шапку.
«А поставлю-ка я случайный выбор, – подумал я, манипулируя сенсорами управления. – Поиграю с судьбой.»
Сделав все, что надо, я пошел к лифтам, ожидая – что же выберет мне судьба.
Судьба снова выбрала мне песню с альбома Кипелова и Маврина. На этот раз – другую.
– Надо мною тишина,
Небо, полное дождя.
Дождь проходит сквозь меня,
Но боли больше нет.
Под холодный шепот звезд
Мы сожгли последний мост,
И все в бездну сорвалось.
Свободным стану я
От зла и от добра.
Моя душа была на лезвии ножа.
М-да. Мрачноватое пророчество. И когда это я успел сжечь последний мост? Может быть, я как раз за этим и вышел из номера? Вместо того, чтобы подняться этажом выше и поинтересоваться судьбой какого-то там могучего когтя. Но меня толкало на Зов то самое нечто, что с недавних пор крылось во мне.
– Я свободен! Словно птица в небесах.
Я свободен! Я забыл, что значит страх.
Я свободен! С диким ветром наравне.
Я свободен! Наяву, а не во сне.
Голос Кипелова завораживал, не хуже чем Зов. Он звучал гипнотически, он был убедителен, как сама истина. И я вдруг понял, что слышу гимн Темных. Воплощенный идеал их мятущихся, не признающих границ и правил душ.
– Надо мною тишина,
Небо, полное огня.
Свет проходит сквозь меня,
И я свободен вновь.
Я свободен от любви,
От вражды и от молвы,
От предсказанной судьбы
И от земных оков,
От зла и от добра.
В моей душе нет больше места для тебя.
Свобода. Единственное, что нас по-настоящему интересует. Свобода – от всего. Даже от мирового господства, и невероятно жаль, что Светлые никак не могут этого понять и в это поверить, и плетут поэтому, и плетут бесконечные свои интриги, и чтобы оставаться как и раньше свободными мы просто вынуждены вставать у них на пути.
Лифт скользил вниз, минуя сумеречные и обычные этажи. Я свободен…
Если Кипелов – Иной, он Темный. Никто не сможет петь о свободе ТАК. И никто, кроме Темных, не услышит в этой песне ее истинного, глубочайшего смысла!
Два молчаливых ведьмака на вахте внизу выпустили меня беспрепятственно – не зря Эдгар велел внести образ моей регистрационной метки в рабочую базу. Я вышел на Тверскую – в нарождающиеся сумерки очередного московского вечера. Вышел навстречу Зову, но свободным от него. И от всего на свете.
Кому же я понадобился? Среди Светлых нет вампиров – обычных я имею в виду. Все Иные – энергетические вампиры, все способны черпать силу из людей. Из их страхов, из их радостей, из их переживаний. В сущности, мы отличаемся от сумеречного мха только тем, что умеем мыслить и передвигаться. И используем накопленную силу не только как питание.
Зов вел меня по Тверской, прочь от Кремля, в сторону Белорусского вокзала. Я шел в вечерней толпе – особняком, словно отмеченный. Да я и был отмеченным – Зовом. Меня не видели, не замечали. Никому я был не нужен, ни греющимся в машинах девицам, ни сутенерам, ни суровым ребятам из иномарок, прижавшихся к обочинам. Никому.
Направо. На Страстной бульвар.
Зов усиливался. Я это чувствовал – значит, встреча скоро.
Сквозь вязкую снежную морось мчались стада автомобилей. Мелкие снежинки водили в свете фар причудливые хороводы.
Холод и сумрак. Зимняя Москва.
На дорожки бульвара снег ложился ровным слоем, и на лавочки, пустые в это время года, и на кусты, и на решетчатые заборчики, отделяющие проезжую часть от пешеходной.
Меня попытались взять на полпути к Каретному Ряду.
Заклятие отторжения свалилось словно с неба – все, чему суждено было произойти на бульваре, обычных людей более не интересовало. Автомобили продолжали мчать по своим делам, а редкие прохожие на миг запнулись, и безучастно побрели прочь, даже если до этого приближались ко мне.
Светлые выскальзывали из сумрака, один за другим. Четверо. Два мага и два трансформа, уже в боевом состоянии. Здоровенный, белый, как снег, медведь и рыжая тигрица.
Меня чуть не расплющило – маги ударили сразу с двух сторон. Но они недооценили добычу – удар был рассчитан на того меня, который подчинился бы Зову.
Но я успел стать другим.
Мысленно разведя руки, я остановил две готовые столкнуться и спеленать меня стены. Остановил, зачерпнул силы, и толкнул их прочь от себя. Не очень сильно.
Не знаю, никогда не видел цунами. Но это первое, что пришло мне на ум, когда я оценил последствия.
Стены Светлых магов, выглядевшие незыблемыми и монолитными еще секунду назад, смяло, словно перегородки из рисовой бумаги. Обеих магов смело, швырнуло на снег и протащило по земле метров по десяти, и только ограждающие дорогу решетки не позволили им попасть под колеса. В воздух взметнулась снежная пыль.
Наверное, Светлые поняли, что чистой магией меня не взять. И тогда вперед рванулись трансформы. Перевертыши в облике зверей.
Я торопливо зачерпнул еще силы, откуда смог – тотчас на проезжей части прозвучал глухой стук, звон бьющегося стекла, еще стук, и вслед за тем – истошное бибикание.
Медведя я принял на «вогнутый щит» и отправил кубарем вдоль по бульвару. От тигрицы для начала просто увернулся.
Не понравилась она мне с самого начала.
Не знаю, откуда маги-перевертыши берут массу для трансформации. Девчонка эта в человеческом облике весила хорошо если килограмм сорок пять-пятьдесят. Сейчас это были полновесных полтора центнера мышц, сухожилий, когтей и зубов. Сущая боевая машина смерти.
Светлые это любят.
– Эй! – крикнул я. – Постойте. Может, поговорим?
Маги успели подняться и попытались снова меня опутать, но я без особых усилий связал жадно колеблющиеся нити узлом и швырнул хозяевам. Оба снова попадали, но теперь никто на спине не ездил – я лишь вернул им их же энергию. Медведь стоял в стороне, угрожающе перетаптываясь на месте. Он горбился, словно собирался встать на задние лапы.
– Не советую, – сказал я ему и ударил атакующую тигрицу.
Не сильно. Я не хотел ее убивать.
– В чем, черт побери, дело? – зло крикнул я. – Или в Москве так принято?
Звать Ночной Дозор было глупо – нападавшие сами служили там. Тогда, может быть стоит воззвать к Дневному? Тем более, недалеко, офис совсем рядом. Мигом примчатся. Вот только поможет ли это мне?
Маги сдаваться не собирались; у одного в руках пламенел заряженный под завязку жезл, у второго – какой-то сковывающий амулет. Тоже не из самых слабых.
На амулет ушло целых две секунды – наброшенную на меня сеть пришлось вспарывать обычным «тройным кинжалом», но силы в это простейшее заклинание ухнуло столько, что можно было бы сжечь весь центр Москвы дотла. А тут еще второй успел зацепить меня Вифлеемском огнем, но от удара Светлого я только разозлился, и, кажется, стал еще сильнее.
Жезл ему я заморозил. Просто обратил в продолговатую ледышку и наслал на нее заклятие Отринутости. Кусочки льда брызнули из ладоней светлого диковинным холодным фейерверком, и одновременно грянула в зенит освобожденная энергия.
Не на окружающих же ее стравливать, в самом деле? Хватит с меня и нескольких столкновений на близлежащих перекрестках…
Медведь не двинулся с места. Кажется, он понял, что несмотря на численное преимущество силы далеко не равны. А вот тигрица все не унималась. Она лезла на меня с настырностью обезумевшей самки, до детенышей которой добрался недруг. Желтые, как огоньки церковных свечей, глаза пылали неприкрытой ненавистью.
Тигрица мстила. Мстила мне, Темному, за все свои обиды и потери. За убитого мной Андрея. Да мало ли за что… И она не собиралась останавливаться ни перед чем.
Я не хочу сказать, что ей было не за что мстить – Дозоры всегда воевали, а я обычно называю вещи своими именами. Но и умирать я не собирался.
Я свободен. Свободен наказать того, кто встал на моем пути и отказывается решить дело миром. Разве не об этом хотела сказать мне песня?
И я ударил. Маревом Трансильвании.
Тигрицу искорежило и растянуло, и даже сквозь рокот двигателей и пронзительные гудки явственно прорвался хруст костей. Заклинание мяло перевертыша, словно ребенок пластилинового человечка. Сломанные ребра пропороли кожу и окровавленными зубьями вонзились в снег. Голову сплющило – в блин, в плоский полосатый блин. Миг – и красавец-зверь стал комком окровавленной плоти.
Последним расчетливым ударом я низверг душу тигрицы в сумрак.
Начав, я не имел права останавливаться.
Светлые застыли. Даже медведь перестал топтаться.
«И что дальше?» – с тоской подумал я.
Возможно, мне пришлось бы убить их всех. Но, хвала небесам или преисподней – до этого не дошло.
– Дневной Дозор! – прозвучал знакомый голос. – Зафиксировано нападение на Темного. Выйти из сумрака!
Эдгар говорил жестко и без всякого акцента.
Вот только про сумрак он зря ввернул. Живые бились не в сумраке, а тигрице некуда было возвращаться.
– Дневной Дозор требует немедленного созыва трибунала, – зловеще сказал Эдгар. – А пока потрудитесь вызвать шефа Ночного Дозора.
– Да он вас разгонит, как котят, – сердито сказал один из Светлых магов.
– Не разгонит, – отрезал Эдгар и указал на меня. – С ним – не разгонит. Неужели ты еще не понял?
Я еле успел уловить, как кто-то умело перетасовал силу в пространстве. А потом рядом возник смуглый мужчина с заострившимися чертами лица. Он был одет в пестрый восточный халат и посреди заснеженного бульвара выглядел донельзя нелепо.
– Я уже здесь, – буркнул он, уныло созерцая поле недавней битвы.
– Гесер! – оживился Эдгар. – Здравствуй. В отсутствие шефа тебе придется объясняться передо мной.
– Перед тобой? – Гесер искоса взглянул на эстонца. – Много чести.
– Тогда перед ним, – Эдгар пожал плечами и поежился, словно замерз. – Или тоже много чести?
– Перед ним – объяснюсь, – сухо сказал Гесер и повернулся ко мне. Взгляд его был бездонным, как вечность. – Убирайся из Москвы, – сказал он почти без эмоций. – Прямо сейчас. Садись на поезд, на помело, к черту в ступу – и убирайся. Ты уже двоих убил.
– По-моему, – заметил я как можно миролюбивее, – только что пытались убить меня. А я всего лишь оборонялся.
Гесер повернулся ко мне спиной – он не желал слушать. Он не желал говорить с Темным, навсегда отправившим в сумрак одного из его лучших боевиков. Точнее – одну.
– Пойдем отсюда, – велел он своим.
– Эй-эй! – взвился Эдгар. – Это преступники! Никуда они не пойдут, именем Договора!
Гесер вновь повернулся к эстонцу.
– Пойдут. И ничего ты не сделаешь. Они под моей защитой.
Я всерьез ожидал взлета на очередную ступеньку. Потому что даже моих теперешних способностей хватало, чтобы понять – с Гесером мне пока не тягаться. Он меня разотрет. Не то чтобы без труда – все таки я успел взобраться по призрачной лестнице Силы достаточно высоко. Но – разотрет.
Но ничего не случилось. Наверное, время стычки с Гесером еще не подошло.
Эдгар жалобно взглянул на меня – кажется, он возлагал на меня большие надежды.
Светлые скользнули в сумрак, подхватили останки погибшей соратницы, и канули ниже, на второй слой. Все.
– Я действительно не могу его остановить, – виновато сознался я. – Прости, Эдгар.
– А жаль, – сказал эстонец одними губами.
В офис Дневного Дозора меня довезли на неизменном BMW. И вот еще что – впервые в Москве я почувствовал себя усталым.
Но по прежнему – свободным.
Расплата за силу – я плохо запомнил, как меня довезли, подтолкнули к лифту, привели в кабинет, усадили в кресло, сунули в руки чашку кофе. Как ноют натруженные мышцы, так ныло сейчас все мое естество, что совсем недавно повелевало силами сумрака. Грамотно, все таки, я отбился – Светлые надолго запомнят это столкновение. И ведь нападали не детсадовцы – обоих светлых я оценил не ниже, чем первым уровнем Силы.
– Пни аналитиков, – велел Эдгар кому-то из подручных. – Я хочу наконец разобраться что происходит.
Я взглянул на него, и Эдгар понял, что я прихожу в себя.
– Рассказывай! – предложил он.
– Зов! – сказал я хрипло и закашлялся. Попробовал хлебнуть кофе, обжегся и зашипел от боли. – Зов, – сказал я, когда снова был в состоянии говорить. – Они накрыли меня во сне.
– Зов? – удивился Шагрон, сидевший, как и я, в кресле за соседним столом. – Светлые не пользовались им лет тридцать…
– Тебя накрыли Зовом в здании Дневного Дозора? – недоверчиво переспросил Эдгар. – Однако! И что, больше никто ничего не заметил?
– Нет. Это был тонко и виртуозно наведенный Зов. Кажется, его маскировали под естественный фон жилых этажей.
– И ты подчинился?
– Конечно, нет, – я снова попробовал отхлебнуть кофе, на этот раз удачно. – Но я решил проследить что Светлые затевают.
– И никому не сказал? – Эдгар балансировал на грани недоумения и недовольства. – Авантюра…
– Если бы я потащился на Зов с подмогой – меня бы раскололи в секунду, – пояснил я. – Нет, идти надо было одному, и без прикрытия. Я и пошел. На Страстном меня попытались взять – пришлось отбиваться. Тигрицу я раза три швырял и убеждал прекратить, и только потом ударил всерьез.
Эдгар немигающим взглядом глядел на меня.
– Темная ты личность, Виталий, – сказал он.
– Темная, – с удовольствием подтвердил я. – Темнее не бывает!
– Ты – маг вне категорий? – спросил он.
– Увы, – я развел руками, осторожно, чтобы не расплескать кофе. – Иначе я не отпустил бы Гесера.
Эдгар побарабанил пальцами по столу, нетерпеливо косясь в на дверь.
– Ну что там аналитики! – пробормотал он.
Дверь открылась. На пороге возникла собранная женщина средних лет (ведьма), и двое мужчин (маги).
– Здравствуйте, Анна Тихоновна, – поспешил поздороваться Шагрон. Он вроде бы был посильнее ведьмы, но при этом ее побаивался. И правильно делал, конечно. У силы ведьм несколько другая природа, чем у силы магов. И напакостить, даже очень сильному магу, ведьма может легко.
Эдгар только кивнул.
– Это он? – спросил один из магов, глядя на меня.
– Он, Юра.
Юра был старым и сильным магом, я это понял сразу же. Понял и то, что Юра – это не его имя. Такие настоящее имя хранят на неимоверной глубине – вовек не добраться.
И правильно. Если тебе по-настоящему дорога свобода.
– Присаживайтесь, Анна Тихоновна, – Шагрон уступил ведьме свое кресло, а сам отошел к магам, облюбовавшим широкий подоконник.
– Эдгар, – сказала ведьма. – Светлые пошли ва-банк. Такого беспредела они не устраивали с сорок девятого года. У них должны быть на редкость серьезные причины, чтобы нарушить Договор!
Эдгар пожал плечами, и коротко пояснил:
– Коготь Фафнира.
– Но у нас его нет! – с нажимом произнесла ведьма и выразительным взглядом обвела всех присутствующих. – Или это не так? Шагрон?
Шагрон поспешно замотал головой. Похоже, у него когда-то были стычки с ведьмой, и вышел он из них вовсе не победителем. Тетка еще та.
– Коля?
Второй из пришлых магов достаточно спокойно ответил:
– Нет. Да и вопрос, нужен ли он нам…
– Вас не спрашиваю, – буркнула ведьма Эдгару и Юре. И только потом взглянула на меня.
– Анна Тихоновна, – сказал я проникновенно. – О существовании Когтя я узнал вчера И большую часть времени с того момента проспал.
– Зачем ты в Москве? – жестко спросила она.
– Сам не знаю. Подтолкнуло что-то – езжай. Я и приехал. Не успел с поезда слезть – влип в историю с вампиршей и Ночным дозором. С корабля на бал, можно сказать…
– Если я что-нибудь в чем-нибудь понимаю, – подал голос маг Юра, – это предназначение. Это объясняет все – и возросшую силу, и историю с пропажей Когтя, и поведение Светлых. Они просто пытаются его устранить, или хотя бы изолировать, пока Коготь не попал к нему в руки. Ибо потом будет просто поздно.
– Почемуу же онии не задействовалии своюу волшебницуу? – спросил Эдгар, снова чуть заметно растягивая гласные. Видимо, акцент проявлялся у него только в моменты волнения и концентрации на чем-нибудь другом, помимо собственной речи.
– Да и Гесер вмешался только в критический момент, – вставил Шагрон. – И то… лишь прикрыл отступление!
– Кто знает, – ведьма снова пронзила меня взглядом. – Возможно, они просто не успевают за ним?
– Меня Виталием зовут, – подсказал я. – Очень приятно.
В самом деле, слышать в свой адрес «этот» да «он» – кому понравится?
Собеседники, похоже, пропустили мою фразу мимо ушей.
Юра посмотрел мне в глаза и мгновенно прощупал. Я не стал заслоняться – зачем?
– Хороший первый уровень, – объявил он. – Правда, с провалами. Еще вчера появлению среди нас такого мага я бы только порадовался.
– А сегодня ты, что ли, огорчаешься? – фыркнула ведьма.
– Сегодня я воздерживаюсь от оценок. Светлые сорвались с поводка, а мы остались без Завулона. Гесер, плюс та волшебница, да плюс Ольга, даже не в полной своей силе, да еще Игорь, Илья, Гарик, Семен… Против них мы не выстоим.
– А у нас – Коготь и этот… Виталий, – парировала ведьма. – Погоди. Да и Завулон имеет обыкновение появляться в самый нужный момент.
– Когтя у нас еще нет, – заметил Юра. – И где гарантии, что будет? Кстати, Коля совершенно прав – что мы собираемся делать с Когтем? Да, древняя и могучая сила, я понимаю. Но если сдуру ее пробудить… Как бы нам не сесть мимо кресла…
– А вот для этого – потрудимся, – вкрадчиво сказала ведьма. – Эдгар, что аналитики?
Словно по заказу в дверь постучали. На пороге возник давешний повелитель ноутбуков по имени Гэллемар.
– Есть! – сказал он торжествующе. – Внуково! Рейс пятнадцать ноль пять из Одессы. Дважды откладывался из-за непогоды, вылетел только что. Сядет через час двадцать минут. Коготь – на борту.
– Так, – вскочил Эдгар. – Оперативный штаб – в аэропорт! Следить за погодой. Отсекать Светлых. И – хрен им, а не наблюдателя!
– Шеф, – сказал Гэллемар с кислой миной. – Во Внуково уже минут пятнадцать как развернут штаб Светлых. Учтите это.
– Учтем, – пообещала ведьма. – Ну, двинули…
Все встали; кто-то схватился за телефон, кто-то торопливо выгребал из сейфа заряженные амулеты, кто-то громко отдавал приказания персоналу…
И только я уныло поставил на стол пустую чашечку из-под кофе.
– А в штабе вашем хоть кормят? – спросил я неизвестно кого. – Я уже сутки слюну глотаю…
– Потерпишь, – оборвали меня. – Давай вниз. И не вздумай снова самодеятельностью заняться…
Странно – но именно сейчас самодеятельностью мне заниматься не хотелось совершенно.
До Внуково мы домчали поразительно быстро. За рулем ладного микроавтобуса сидел молодой разбитной парень, которого окружающие называли Дениской. Он был магом, а шоферил еще лучше Шагрона. Набережные, Ордынка, Ленинский, потом Юго-Запад, кольцевая… Я и осмотреться толком не успел. Шагрон с Эдгаром куда-то делись, Юра и Коля тоже исчезли; я остался с Анной Тихоновной и тройкой девчонок-ведьм; периодически я ловил на себе их заинтересованные взгляды. Наверное, Анна Тихоновна велела меня не трогать, потому что никто не пытался со мной заговорить. Позади, в багажнике грузно возился толстый оборотень, хекал, когда Дениска бросал микроавтобус в очередной обгонный вираж. Резина скрипела, ходовая стонала, двигатель ровно гудел, как трудолюбивый майский шмель.
В аэропорт мы прибыли первыми; Дениска подрулил к служебному входу. Почти сразу примчались две машины – BMW Шагрона и еще один микроавтобус с техниками. Дозорные действовали на редкость слаженно – сразу сотворили информационные заклятья, делающие нас для простых людей пустым местом. Вереница техников с ноутбуками в руках тянулась ко входу; кто-то уже подобрал место для штаба – обширное помещение с табличкой «Бухгалтерия» на двери. Работников-людей согнали в соседний не то кабинет, не то зал совещаний и погрузили в блаженный ступор. Я бы выбрал для штаба этот самый зал, но Гэллемар сказал, что в бухгалтерии больше телефонных линий.
Откуда-то появился Юра; я совершенно не к месту подумал: почему в отсутствие шефа обязанности старшего исполняет Эдгар, хотя Эдгар по силе балансировал на грани второго уровня? Юра казался мне сильнее. Но в дела Дневного Дозора не мне вмешиваться, поэтому я просто забился в угол и прикидывал – удастся ли сбежать на десять минут в ресторан. Ребята-техники уже вовсю елозили пальцами по тачпедам.
– Рейс на подлете, расчетное время – двадцать плюс-минус пять минут.
– Светлых уже нашли? – спросила Анна Тихоновна.
– Нашли. В комнатах отдыха, рядом с залами ожидания. Это в соседнем здании.
– Что они?
– Похоже, колдуют погоду, – подсказал кто-то.
– А смысл? Не дать самолету сесть?
– Не станут же они губить пассажиров, – фыркнула Анна Тихоновна.
Мне казалось простейшим выходом уронить самолет, и дело с концом. Но Светлые – есть Светлые. Даже в такой ситуации они пекутся о простых людях. Да и неизвестно еще повредит ли артефакту из Берна авария самолета. Возможно, что и нет. Сила есть Сила.
– Кто у нас по погоде специализируется? – справилась Анна Тихоновна.
– Я! – хором ответили сразу две ведьмы.
– Ну-ка, прощупайте что тут к чему…
Ведьмы принялись щупать – то бишь, сканировать окрестности на предмет заклинаний, изменяющих погоду. Я чувствовал плотные веера чувствительных энергетических посылок, неощутимые и невидимые даже для многих Иных. Не то чтобы Иные не могли их засечь – большинство просто не умело. Метеомагия всегда была уделом ведьм и лишь некоторых волшебниц, и как и везде в ней хватало своих тонкостей.
– Сгоняют облачность, – сообщила одна из ведьм. – Нужна Сила…
Маг из резерва тотчас взялся за амулет, а второй рукой нашарил ладонь ведьмы. Некоторое время они сосредотачивались, а в итоге все трое, закрыв глаза и взявшись за руки погрузились в подобие неглубокого транса.
– Помогайте, кто в состоянии, – велела Анна Тихоновна.
Я помочь пока не мог. Точнее, энергия, которую я мог бы на это дело потратить, не шла ни в какое сравнение с силой амулета. Изрядно я все-таки выложился на Страстном бульваре…
Дозор занимался своим делом. Штаб неявно бурлил – вроде бы никто не бегает, никто не суетится, но напряжение прямо-таки висит в воздухе. Мне стало неловко – я был единственным бездельником в штабе. И что-то мне подсказывало, что в ближайшие минуты помочь я все равно не смогу.
И я улизнул. Встал и скользнул в сумрак. А потом – еще глубже, на второй уровень.
Падение со второго этажа заняло у меня минуты три, причем я ускорялся как мог. Странно, я думал, что сумрак меня измочалит окончательно, а я наоборот приободрился, словно душ принял и сто грамм хлопнул. Удивительно.
Кстати, второе неплохо бы и осуществить.
Вынырнув из сумрака, я направился к соседнему зданию – продолговатому бруску из стекла и бетона, совсем непохожему на административный корпус, увенчанный шпилем – память о помпезных в архитектурном плане пятидесятых.
Куртку я оставил в штабе, поэтому до входа пришлось учинить пробежку. Ветер нес мелкое снежное крошево, и я подумал: а как будет садиться самолет из Одессы? Снег, темень, погода – собаку на улицу не выгонишь. Да еще Светлые, поди, постараются, подпортят как смогут. Но если самолет не сядет – куда он денется? Перенаправят все-таки на другой аэродром? В Быково или Домодедово?
Кстати, мысль, надо будет ее высказать Эдгару или Анне Тихоновне. Чтоб разослали на всякий случай дозорных…
Впрочем, самолет могут завернуть куда-нибудь в Калугу или Тулу. Если там погода получше. А так вполне может оказаться, ведь здесь, во Внуково, явно стараются Светлые метеомаги.
В здании аэропорта было тепло и уютно – после улицы. Я сразу пошел на второй этаж, к бару, где мы с Борянским как-то в ожидании самолета пили пиво, грызли орешки и слушали буквально преследовавшую нас в той поездке песню про то, что «вот лето пролетело, все осталось позади».
Я не сразу сообразил, что это воспоминание, которых у меня почти и не сохранилось. Откуда вынырнуло оно, из каких глубин моего сознания? Не знаю.
Я попытался сообразить – кто такой Борянский, но не смог вспомнить даже его лица. А уж куда и зачем мы ездили-летали… Почему-то вязалось лишь навязчивое воспоминание, что в его квартире, еще в давние советские годы, было громадное биде. Правда – не работающее… да и действительно, зачем советскому человеку биде?
Но бар остался именно таким, каким я его запомнил. Стойка, высокие табуреты, блестящие пивные краны. И телевизор в углу. Только клип по нему крутили совсем другой. Парень с подозрительно красными глазами под дождем целовал руку девушке в алом платье. Ну, а дальше все пошло как положено в хорошем триллере – волчьи пасти, и т.д. Мне очень понравился момент, когда спустя какое-то время парень, почему-то одетый в алое платье девушки, вышел в бальный зал, и рассыпался на нескольких волков. Ну, и последний кадр понравился – девчонка блеснула на гостей покрасневшими глазами…
М-да. Вообще-то плохо ребята представляют себе Иных-оборотней. Как и привычно модный писатель Пелевин – реальных вервольфов, жадных, прожорливых и неопрятных. Но снято красиво, ничего не попишешь. Наверняка скинулись вервольфы, заплатили продюсеру, повлияли на музыкантов – и получили красивый, романтичный клип про себя. Вот, недавно, российские вампиры именно так поступили.
На всякий случай я запомнил название группы – Rammstein – чтобы потом найти и послушать повнимательнее.
Заказав пива и пару гамбургеров, я уселся боком к телевизору, спиной к залу. В желудке давно уже царило состояние «кишка кишке колотит по башке», и я твердо решил с этим состоянием покончить хотя бы частично.
Светлых я ощутил едва приступив ко второму гамбургеру. Буквально спиной почувствовал. И тут же закрылся – я уже умел это. Я совершенно точно знал, что они меня еще не засекли.
Все таки я сильный Иной, хоть и неопытный. А эти двое были в лучшем случае подмастерьями. Слабенький маг лет двадцати-двадцати двух и начинающий прорицатель. Мне кажется, что будущее я видел куда яснее этого прорицателя – всю бездну возможных вариантов – и точнее смог бы предсказать наиболее вероятные из них.
Светлые негромко переговаривались; на обоих лежало умелое заклятие отвода внимания, причем достаточно экзотическая разновидность. Наложено оно было кем-то весьма и весьма сильным.
Я вслушался.
– …уже здесь. Шеф говорит, возможна стычка, – тихо сообщил маг.
– Нас все равно в оцепление прогонят, – уныло возразил прорицатель. – Тем более после Тигренка и Андрея.
– Олег, нам вся сила понадобится, понимаешь? Вся. Без остатка. Коготь не может попасть к Темным, это конец всему. Конец Свету…
– Ой, – возразил прорицатель скептически. – Так уж и конец…
Маг поправился:
– Ну, конец нашему преимуществу. Мы не сможем в ближайшее время прижать Темных.
– А это вообще возможно? – в словах прорицателя звучал неприкрытый и очень здоровый скепсис. – Тысячи лет Светлые и Темные существуют бок о бок. Тысячи лет воюют. Дозоры уже сколько лет соперничают. А ведь есть еще и инквизиция, которая не допускает нарушений равновесия…
Светлые на миг отвлеклись от беседы, подошли к началу очереди из трех человек и легонько заморочили мозги всем, включая бармена:
– Два десятка гамбургеров и упаковку сока, – велел маг и снова обернулся к собеседнику.
Я тоже притворился замороченным. В сущности, Иные очень беспечны. Особенно молодые. Ощущение собственного превосходства над обычными людьми сильно кружит голову, и только с годами возможно понять, что иногда быть человеком гораздо проще и легче, чем быть Иным.
– Все равно, будет драка. Мне Антон сказал, у Темных какой-то заезжий кудесник появился – Фарида с Данилой на Страстном одной левой уделал. И Тигренка он убил. Сволочь…
«Нечего лезть на мирного Темного, – подумал я раздраженно. – Не я за ней гонялся, она за мной…»
Насчет «одной левой» – это Светлые врали. Та стычка дорого мне стоила.
И тут я понял: что-то началось. Светлые как по команде повернули головы в сторону летного поля, и разом ушли в сумрак. Я – лишь секундой позже.
На летном поле кто-то из Темных встал перед заснеженной полосой, вытянул перед собой жезл; длиннющий язык пламени лизнул стылый бетон. Раз, другой. Маг просушивал полосу перед посадкой самолета из Одессы. А к нему от здания аэровокзала, увязая в сугробах, спешили Светлые.
Выпустив еще несколько языков пламени, маг ушел глубже в сумрак.
Кажется, это был Коля.
Мои болтуны торопливо свалили снедь в бело-зеленые полиэтиленовые пакеты и рысцой поспешили прочь, топча шевелящийся ковер синего мха.
Привольно ему здесь. Сколько людей, сколько эмоций… Одного опоздавшего на самолет пассажира хватит, чтобы на сутки обкормить весь этот ненасытный стланик.
Я тоже соскочил с табурета, оставив на стойке недопитое пиво. Сквозь стену аэровокзала происходящее на летном поле было практически неразличимо – я видел только смутные тени Иных с цветными пятнами аур над головами и вязкие сгустки освобождаемой Силы. При этом я продолжал видеть внутренность зала и людей, что терпеливо ожидали рейсов, расположившись в пластиковых креслах.
Басовитые раскаты вплелись в сумрак – это дикторша объявляла о том, «что рейс пятнадцать ноль пять из Одессы совершил посадку». Я ринулся вниз по ступеням, лавируя среди еле-еле двигающихся людей.
Вниз. Вперед. Теперь направо.
Сиганув через турникет, я оказался перед выходом на летное поле.
А там шла нешуточная рубка – я буквально кожей чувствовал энергетические всплески. Мощь амулетов и умение магов, все то, что можно было бы употребить на иные цели, а не друг против друга. Как же закостенели Светлые
воскресенье, 22 ноября 2009
Прошу помочь, дело совсем простое, хочу написать песню, и напишу.
Хочу попросить у вас стихов, музыка с меня.
Это будет рок, так что тема может быть любая, только если о любви, то наведите побольше туману))) А строчки должны быть короткими.
куплет, можно восемь строк, примерно на такой лад
Я вижу лучь
Солнца огонь
Требую новый глоток
Не приручить
И не поймать
Я не пойду, к Солнцу
"
)Слова можно поменять))"
а припев такой
******* ***** * ***
******* ***** ********
Вот в таком примерно формате, очень буду благодарен, если запишу выложу,
и конечно же не забуду)))
Хочу попросить у вас стихов, музыка с меня.
Это будет рок, так что тема может быть любая, только если о любви, то наведите побольше туману))) А строчки должны быть короткими.
куплет, можно восемь строк, примерно на такой лад
Я вижу лучь
Солнца огонь
Требую новый глоток
Не приручить
И не поймать
Я не пойду, к Солнцу
"
)Слова можно поменять))"а припев такой
******* ***** * ***
******* ***** ********
Вот в таком примерно формате, очень буду благодарен, если запишу выложу,
и конечно же не забуду)))
Потом сдался.
– Ладно. Здесь ничего нет. Номер мы объявляем закрытой территорией; потрудитесь переселиться.
Девушка-перевертыш вздрогнула, вопросительно и недоуменно посмотрела на очкарика. Тот едва заметно развел плечами, и я понял смысл его жеста. Не к чему придраться. Нет оснований. Оборотень напряглась, но второй маг положил руку ей на плечо, как бы предостерегая против необдуманных действий.
– Да-а? – вкрадчиво протянул Эдгар, и в этом «Да-а» наконец-то проявилось хоть что-то эстонское. – Переселиться-а? В таком случае мы требуем официального разрешения на вмешательство седьмой ступени. Во избежание ненужных вопросов со стороны администрации.
Светлые сделались недовольными – впрочем, они и так все как один были недовольными.
– Зачем? Воздействовать на персонал можно и без коррекции психики.
– А вы имеете обыкновение любое воздействие объявлять нарушением, – с самым невинным видом пояснил Эдгар.
– Разре… – протянул Илья и осекся. – Нет. Не разрешаю. Антон, сходи с ними и проделай все сам. Постарайся, чтобы этого поселили подальше отсюда, чтоб не… В общем, выполняй.
Эдгар разочарованно вздохнул.
– Ну, что ж… Нет, так нет. Скажите, любезный, у вас есть еще вопросы к нашему коллеге?
В голосе и тоне Эдгара было столько чопорности, столько светскости, что я испугался, как бы Светлые не решили, что эстонец издевается. Но Эдгара, видимо, знали неплохо. А, возможно, эта едкая, как кислота, вежливость как раз и была нормой поведения обоих Дозоров.
– Нет. Не смеем более задерживать. Но позволим себе напомнить: до окончания расследований по уже трем делам, ему запрещено покидать Москву.
– Я помню, – вставил я максимально невинно.
– В таком случае, мы позволим себе откланяться. Коллега Виталий, упакуйте свои вещи…
Я как попало запихал свои пожитки в пакеты, а пакеты – в сумку, подхватил из кресла брошенную куртку и встал. Эдгар приглашающе указал рукой на дверь.
Мы вышли в коридор и спустились на лифте в вестибюль, где Эдгар неожиданно обернулся к Светлому.
– Антон! Наш коллега не будет больше жить в этой гостинице. Мы увозим его с собой. Если он понадобится, наводите справки в офисе Дневного Дозора.
Светлый, казалось растерялся, нерешительно взглянул на дремлющего за стойкой администратора, и нетвердо кивнул. А мы пошли к выходу.
Куртку я надевать не стал, потому что заметил знакомый BMW у самого входа в гостиницу. Причем, заметил я его только потому, что был Иным.
Внутри машины было тепло и уютно. И просторно – коленки не упирались в спинку переднего кресла. Я сел поудобнее и поинтересовался:
– А где мне теперь предстоит жить?
– В офисе Дневного Дозора, коллега. Точнее, в гостинице при офисе. Надо было сразу туда ехать.
– Если б я знал – куда, – пробормотал я.
BMW сорвался с места, лихо вырулил к выезду со стоянки, нырнул под едва успевший подняться шлагбаум и с ходу влип в жиденький поток транспорта на Проспекте Мира.
Возможно Шагрон был и не самым сильным магом. Но машину он водил отменно. Проспект Мира промелькнул и исчез позади так же быстро, как дуга Садового Кольца. И Тверская виделась мне лишь как бесконечная череда витрин за тонированными стеклами. Впрочем, нет, не бесконечная.
Мы вышли из машины совсем недалеко от Кремля. Маги бросили свой BMW прямо у обочины, даже не потрудившись закрыть. Я решил взглянуть на него через сумрак, просто из любопытства, желая оценить охранные заклятия. Чтобы снова не опростоволоситься.
И остолбенел. Но не от вида машины. А от вида дома, в обычном мире выглядящего вполне буднично.
В сумраке дом вырос на целых три этажа. Причем, один из них вклинился между обычными первым и вторым, а остальные нарастили и без того немаленький домик. Сумеречные этажи были исполнены в черном полированном граните; почти все окна темные, зашторенные; лишь тускло отражаются первые скудные солнечные лучи от белых корпусов модерновых кондиционеров.
Об охранных заклятьях я мигом позабыл.
Небольшой портальчик выходил прямо на Тверскую; за стеклянной дверью скорее угадывался, чем виднелся силуэт Иного.
– Ну и ну! – сказал я. Голос прозвучал глухо, как и любой звук в сумраке. Мои коллеги как по команде повернули головы на голос.
– Что? Не видел раньше?
– Нет.
– По первому разу всех впечатляет. Пошли, еще насмотришься.
Мы миновали несколько ступеней и оказались в крошечной дежурке. Та самая смутная фигура за дверью воплотилась в тощего унылого парня, по-моему – оборотня. Он читал Пелевина, «Проблема верволка в Средней полосе», и счастливо, жизнерадостно ухмылялся.
Но стоило в дежурку войти Эдгару, как парень преобразился. Глаза полыхнули, книга упала на столешницу.
– Привеет, Олеег, – поздоровался Эдгар с невесть откуда возникшим прибалтийским акцентом.
Шагрон просто кивнул.
Я тоже решил поздороваться:
– Доброго утра.
– Это наш коллега с Украины, – представил меня Эдгар. – Если что, в гостевой сектор пропускать его без контроля.
– Понял, – мгновенно согласился Олег. – В базу его внести?
– Внеси.
Олег взглянул мне в глаза, приветливо оскалился, с некоторым усилием считал метку о регистрации, сел за стол и вынул из ящика ноутбук.
– А напарник твой где? – спросил Эдгар.
Олег сделался виноватым:
– За сигаретами побежал… На минутку.
– Пошли, – вздохнул Эдгар взял меня за рукав и увлек к лифтам. Шагрон уже успел утопить кнопку вызова.
Ехали мы долго. По крайней мере дольше, чем мне представлялось. Но потом я вспомнил о добавочных этажах, и все встало на свои места.
– Гостевой сектор расположен на девятом этаже, – пояснил Эдгар. – В сущности, та же гостиница, только бесплатная. Кажется, там сейчас даже кто-то живет.
Двери лифта бесшумно разошлись и мы оказались в квадратном фойе, обставленном с разумным сочетанием роскоши и экономной рабочей функциональности. Кожаные диваны и кресла, кадка с живой пальмой, на стенах – гравюры, ковер, паркет. Стойка на манер гостиничных, только ничего похожего на стол и стул для коридорной нет. Лишь закрытое бюро, но в замочке торчит элегантный металлический ключ.
Эдгар отомкнул бюро; внутри оказались аккуратные горизонтальные грибочки, на каждом из которых в свою очередь висел ключ. И номерки рядом с каждым грибочком.
Впрочем, я погорячился – на двух грибочках ключей все же не было – на втором и на четвертом.
– Выбирай. Если ключ висит здесь, значит квартира свободна.
Он сказал именно «квартира», а не «номер», словно бесплатность жилья для Иных являлась как раз той границей, которая отделяет безликие гостиничные номера от места, которое можно назвать домом.
Я взял ключ номер восемь. Правый во втором ряду.
– Осматриваться будешь потом, – предупредил Эдгар. – Оставь вещи, и сразу возвращайся.
Я кивнул. Интересно, что затевают мои Темные коллеги? Наверняка вежливый, но дотошный допрос.
Ладно. Выдюжим. Свои, все-таки.
Квартира действительно была квартирой. С кухней, раздельным санузлом и тремя просторными комнатами. И огромной прихожей – типичная сталинка с евроремонтом. Потолки – метра три с половиной, а то и все четыре.
Я повесил куртку на вешалку, а сумку бросил посреди прихожей. Вышел в коридор и захлопнул дверь.
Из четвертой квартиры слабо доносилась музыка; минуту назад когда я проходил мимо это было что-то легкое и зарубежное. Но теперь песня сменилась, и я скорее угадывал, чем слышал слова, почти заглушенные жестким ритмом и саундом хард-рока:
– Ты брошен вниз силой судьбы,
Ты унижен и раздавлен.
Время забыть то кем ты был,
Но помнить кем ты стал!
Брошен на дно, где все равно
За что тебя любила слава,
Подлость огнем ставит клеймо,
Душа твоя пуста.
Люди на дне рыщут во тьме,
Они готовы жрать друг друга.
Лишь бы продлить дикую жизнь,
Урвать себе кусок…
Злой среди них, жалких и злых
Ты в той же стае мчишь по кругу
С ними ползешь за кормом под нож
Как раб или пророк.
Не знаю почему, но я замер перед чужой дверью. Это были больше, чем просто слова. Я впитывал их кожей, всем телом. Я забыл, кем я был, но как вспомнить – кем я стал? И не вышел ли я на новый круг вместе с неведомой мне пока стаей?
– О если б слушать только тишину,
Не ложь, не лесть, не полдень и не тьму.
Под солнцем снегом тая,
Любить измен не зная,
Ты умер бы от злой тоски!
Ну, тишину мне слушать в ближайшее время явно не светило. Слишком уж многие моей скромной персоной заинтересовались. И Светлые, и Темные…
Голос певца тем временем окреп, стал торжествующим и дерзким:
– Эй жители неба!
Кто на дне еще не был?
Не пройдя преисподней
Вам не выстроить рай!
Эй жители дна!
Гром смеется над вами.
Чтобы быть с ним на равных –
Есть один путь наверх!
Есть один путь наверх…
Вот как, значит… Наверх. И рая, получается, не достичь, если предварительно вдоволь не потолкаться в преисподней. Вот только – и рай, и преисподняя для каждого свои. Но с другой стороны, Кипелов об этом, собственно, и поет.
Странно. Я раньше уже слышал эту песню, и имя певца отложилось в памяти, и даже на болванку для «Плейера» ее внес. Но сейчас она прозвучала совершенно по-новому, неожиданно резанув по сознанию осколком невидимого стекла.
– Коллега! Поторопитесь! – окликнул меня Эдгар.
Я с сожалением отступил от двери.
«Надо будет потом послушать… Купить весь альбом – и послушать…»
Голос певца таял позади:
– Но если луч вспыхнет в мозгу
И покорность выбьет клином,
Прошлые дни в душе оживут,
Свершится новый грех.
Кровь на руках, кровь на камнях,
По телам и жалким спинам
Тех, кто готов подохнуть в рабах,
Ты рвешься вновь наверх.
Мне почему-то показалось, что Кипелов поет об этом слишком уж со знанием дела. О крови. О дне. О небе. Он вполне может оказаться Иным, этот длинноволосый кумир российских металлистов. Во всяком случае, я бы этому не слишком удивился.
Вместе с Эдгаром и Шагроном мы поднялись еще этажом выше, и оказались в настоящем офисе. С просторным залом, поделенным на небольшие отгороженные ширмами кабинки, с отдельными кабинетами чуть в стороне, с холлом, отделенным от Тверской громадным чуть затененным стеклом. Я отметил, что Темные практически не пользовались стационарными компьютерами – во всяком случае, трое сотрудников, не то гиперполуночников, не то очень ранних пташек, все как один сидели уткнувшись в матрицы ноутбуков.
– Гэллемар! – позвал Эдгар, и один из троих, как и дежурный внизу – вервольф, неохотно оторвался от какой-то думообразной игры.
– Да, шеф?
– Оперативную сводку новостей мне! Перемещения реагентов и артефактов большой силы. Пропажи, исчезновения, контрабанда. Самые свежие события!
– А что? – оживился тот, кого назвали Гэллемаром. – Жареным пахнет?
– Светлые располагают информацией, будто в Москву пытаются протащить артефакт. Живо, Гэллемар!
Гэллемар обернулся к остальным игрокам:
– Эй, оболтусы! За работу!
Оболтусы мгновенно переключились – спустя секунды я уже слышал тихое шуршание клавиш, а бесконечные полные монстров коридоры на экранах сменились светлыми окошками «Нетскейпа».
Эдгар увлек меня в кабинет, отделенный от зала стеклом и жалюзи. Шагрон куда-то ненадолго убежал, но вскоре вернулся с банкой «Чибо» и пакетом финской ледниковой воды. Воду он вылил в чайник и ткнул пальцем на соответствующую кнопочку. Чайник почти сразу же трудолюбиво зашумел.
– Сахар у тебя есть, надеюсь? – проворчал Шагрон.
– Найду, – Эдгар опустился в кресло и предложил мне другое:
– Садитесь, коллега. Вы не против, если я буду звать вас просто Виталием?
– Нет, конечно. Зовите.
– Отлично. Итак, Виталий, я сейчас буду говорить, а вы меня поправляйте, если что не так. Договорились?
– Договорились! – с готовностью согласился я. Потому что слабо представлял – какие вынырнувшие из подсознания байки сейчас буду травить этим целеустремленным сотрудникам Дневного Дозора.
– Правильно ли я понял, что о вышеупомянутом артефакте у вас нет никакой информации?
– Правильно, – подтвердил я.
– Жаль, – искренне огорчился Эдгар. – Это сильно упростило бы дело…
Вообще говоря, у меня не то что о вышеупомянутом, у меня о всех, абсолютно всех артефактах, способных заинтересовать Эдгара, не имелось никакой информации. В области, где опытные Иные чувствовали себя знатоками, я покуда разбирался еще хуже, чем известное животное в известных фруктах.
– Тогда перейдем к следующему пункту. Вы прибыли с Украины, я правильно понял?
– Правильно. Из Николаева.
– С какой целью?
Я поразмышлял с полминуты. Меня не торопили.
– Трудно сказать, – честно признался я. – Видимо, без определенной цели. Просто надоело без дела сидеть дома.
– Вас инициировали совсем недавно, так ведь?
– Так.
– Захотелось мир посмотреть?
– Наверное.
– Тогда почему Москва, а не, скажем, Багамы?
Я пожал плечами. А в самом деле – почему? Не оттого же, что у меня до сих пор нет загранпаспорта?
– Не знаю. На Багамы летом ехать надо.
– В южном полушарии сейчас лето. И там полно мест, куда можно съездить.
Да, действительно. Об этом я не подумал.
– Все равно не знаю, – ответил я. – Позже, может быть…
Мне показалось, что Эдгар хотел спросить еще о чем-то, но тут в кабинет без стука вбежал Гэллемар. Глаза у него были круглые, словно у мышонка Джерри, неожиданно узревшего в непосредственной близи своего вечного преследователя Тома.
– Шеф! Берн, Коготь Фафнира! Его изъяли из схрона инквизиции! Вся Европа третий час на ушах стоит!
Шагрон не выдержал – вскочил. Эдгар сдержался, но глаза у него заблестели, и даже не погружаясь в сумрак я различил оранжевые струи, народившиеся в его ауре. Впрочем, он быстро взял себя в руки.
– Информация открытая?
– Нет. Закрытая. Официальных заявлений инквизиция пока не делала.
– Источник?
Вервольф замялся.
– Источник неофициальный. Но надежный.
– Гэллемар, – со значением намекнул Эдгар. – Источник?
– Свой человек в Пражском информационном агентстве, – сознался Гэллемар. – Иной. Темный. Я отловил его на приватном чате.
– Так-так-так…
Мне очень хотелось о чем-нибудь спросить, но, понятное дело, пока оставалось только хлопать глазами и молчать, впитывая значительные, но увы – непонятные фразы.
– А Светлые откуда знают? – недоуменно спросил Шагрон.
– Мало ли… – Эдгар смешно пошевелил бровями. – У них широкая сеть информаторов…
– Состояние «Алеф», – отрывисто сказал Эдгар Гэллемару. – Вызывай персонал…
Через каких-то полчаса в офисе стало людно. Понятно, что все присутствующие были Иными. И понятно – Темными.
А я по-прежнему ничего не понимал.
Когда Антон вернулся в шестьсот двенадцатый номер, Илья сидел в кресле и массировал виски, а Гарик нервно ходил по ковру – от окна до дивана. Толик с Тигренком присели на диван; а в дверном проеме спальни маячил Медведь.
– …меня засек, между прочим, – мрачно говорил Медведь. – Не помогло твое «облако».
– А эстонец?
– Эстонец как раз не засек. И Шагрон, понятно, тоже. А этот – почти сразу.
– Ерунда получается, братцы. Не может же он быть сильнее эстонца? – сказал Гарик.
– А почему, собственно, не может? – поинтересовался Илья, не поднимая головы. – Еще пару часов назад мне казалось, что я знаю всех четверых Темных Москвы, с которыми в одиночку не совладаю. Теперь я уже ни в чем не уверен.
Антон привалился к холодильнику; вопрос, готовый сорваться с языка, до поры до времени завис. Разговор вышел интереснее, чем показалось Антону с самого начала.
Впрочем, его опередила Тигренок:
– Илья! Не желаешь ли ты объясниться? Касательно артефакта.
Илья порывисто встал. Начал:
– Если кратко, то из схрона инквизиции в Берне увели Коготь Фафнира. Два… – он взглянул на часы. – Впрочем, уже три часа назад. Швейцарское отделение в панике. Инквизиция мечет громы и молнии, но пока официального коммюнике не распространяла. Подробности неизвестны, известно только, что Коготь находится на сезонном пике силы. В Темной фазе, понятно. Несложные выкладки показывают, что освобождение хотя бы части силы, аккумулированной Когтем, на территории центральной России чревато мощными выбросами, вплоть до локального прорыва инферно. Вот такие вот дела…
– А Завулона нет в Москве… – протянул Толик со значением.
– То есть, за этим стоят Темные?
– Ну, не мы же, – Илья передернул плечами, словно внезапно озяб.
– Игнатьич в курсе?
– Конечно. Он мне и сообщил. Велел не нервничать, но работать и работать…
Илья снова сел.
– Не знаю, что и думать, – сказал он жестко и одновременно беспомощно. – Если честно, когда я узнал о Кольце Шааба, убившем Светлого, я заподозрил, что Коготь уже тут. Ну незачем ставить кольцо такой чудовищной мощи – расточительство это, сплошное ненужное расточительство. Защитить Коготь – это я еще понял бы, а паршивые баксы – это просто идиотизм…
– Темный не бросил бы Коготь в номере без присмотра, – вставил Гарик.
– Ни за что. Это глупо.
– Глупо, – согласился Илья. – Но надо же было проверить.
– И что теперь делать? – мрачно спросила Тигренок. – Получается – Андрюшка погиб, и мы даже не в силах наказать убийцу?
– Катя, – Илья сочувственно посмотрел на нее. – Как ни печально, но это так. А на нас навалилась проблема, перед которой смерть Андрея отступает на второй план. Аналитики с четырех утра оценивают приблизительный баланс глобальных силовых очагов. Если Коготь перемещается, баланс неизбежно нарушится.
– И есть результаты?
– Есть. Час назад стало понятно, что Коготь либо уже в Москве, либо вот-вот в ней появится.
– Погоди, – снова встрял Толик. – Стало быть, рецидивы браконьерства и немотивированной агрессивности Темных – это влияние Когтя?
– Вероятно.
– Но ведь первый случай произошел в субботу! – удивилась Тигренок.
Илья снова помассировал виски; теперь стало заметно, что он очень устал.
– Коготь – очень сильная вещь, Тигренок. Вероятностные нити тянутся далеко в будущее. А Темные подвержены влиянию Черных артефактов сильнее, чем мы. Особенно столь древних артефактов. Вот мелочь и начала беситься…
– Если это очень сильная вещь – как же инквизиция его прошляпила?
– Не знаю, – отрезал Илья. – Меня там не было. Но твердо уверен: все, что возможно осуществить, рано или поздно кто-нибудь осуществит.
– Наши идут, – невпопад заметил Гарик.
Действительно, приехал кто-то из хозяйственного отдела. Понятно зачем – увезти труп Андрея Тюнникова, в недобрый час сунувшегося в перехлест сил, до которых не успел дорасти.
– А этот Темный? – спросил наконец Антон. – Думаешь, он связан с похитителями?
– Не обязательно, – Илья мрачно наблюдал, как Тюнникова укладывают в черный пакет и застегивают молнию. – Возможно – отвлекает нас. Или может и сам не сознавать, что делает. Кстати, на это больше всего и похоже. Коготь командует им, или – тот, кто сейчас владеет Когтем. И Темный определенно стал сильнее со времени субботней стычки в подворотне на ВДНХ.
– Выходит, за ним нужно следить? – предположил Толик. – Если он связан с Когтем, он неизбежно выведет нас на похитителей?
– Если связан – выведет.
– А если нет?
Илья только вздохнул.
– У нас будут еще неожиданности и ЧП. И этот Темный снова будет маячить в пределах видимости. Непременно.
– Постой, – напрягся Гарик. – А если он предназначен Когтю?
– Вот этого я и боюсь…
Антон потряс головой. После событий полуторалетней давности ему некоторое время казалось, что уже можно назвать себя опытным и тертым дозорным. Сейчас же он снова ощутил себя подмастерьем среди виртуозов. И сознавать это было очень неприятно.
Зазвонил телефон – местный, гостиничный. Слышать звонок обычного телефона после трелей сотовиков было до странности непривычно.
– Алло? – трубку снял Толик, послушал, и повернулся к Илье. – Тебя. Это Семен.
Илья взял трубку, поднес к уху, и сразу обвел всех цепким взглядом.
– По коням, ребята. Шеф уже в офисе.
Антон, чувствуя неясную усталость, подумал, что сейчас снова увидит Светлану. И снова ощутит, как пропасть между ними расширяется с каждой секундой.
Долго в ожившем офисе Дневного Дозора я не высидел. Стал задремывать на ходу, и меня просто направили отсыпаться. Я не возражал, потому что провел на ногах больше суток, и глаза просто слипались.
Я забылся под еле-еле доносящееся откуда-то пение Кипелова:
– Эй жители неба!
Кто на дне еще не был?..